По ту сторону полуночи
Шрифт:
Белла вздохнула.
— Нигде я об этом не читала, — сказала она. — Но я это чувствую — так же, как чувствовал мой отец. Он понимал тебя без слов. Он не давил на тебя и не навязывался. Он просто ждал, когда ты сам к нему придешь, когда станешь доверять ему.
Эдуардо попытался пренебрежительно засмеяться, но смех прозвучал неуместно.
— Я вел себя, как обиженный щенок.
Взгляд Беллы был мягким и в то же время всевидящим.
Тишина затянулась.
— Что с тобой случилось, Эдуардо? — наконец спросила Белла.
Воспоминания
Эдуардо гнал их, но они не уходили.
«Помнишь сигареты?..»
— Белла, хватит, — оборвал ее Эдуардо. — У меня нет никакого желания ворошить то, что я давно забыл.
— Но ты ничего не забыл, верно?
Он сжимал и разжимал кулаки, чувствуя в животе боль, как будто кто-то медленно резал его пилой. У него вдруг заболела спина. Прошло столько времени, а он все еще помнил беспомощность, которую испытывал в детстве. Боже, как он ненавидел беспомощность! Над верхней губой мужчины выступили капельки пота.
— Эдуардо! — позвала Белла, дотронувшись до его руки. — Ты в порядке?
Эдуардо посмотрел на нее. Она стояла так близко, что он вдыхал запах ее шампуня, смешавшийся с ароматом духов.
Его телефон запищал, и воспоминания забились в тень, как крысы, разбегающиеся, если включить свет.
— Я знаю, ты действуешь из добрых побуждений, но некоторые вещи следует забыть, — бросил он. — Мое детство относится именно к таким вещам.
Белла опустила руку и отошла.
— Если когда-нибудь захочешь поговорить об этом…
— Спасибо, не захочу, — ответил он, глядя на телефон. — Слушай, я не останусь на ужин.
Она помрачнела:
— Ты собираешься куда-то в такую погоду?
— Ребекке Глэдстоун требуется помощь, — объяснил Эдуардо. — Не знаю, сколько времени это займет.
Из взгляда Беллы исчезла мягкость.
— Какая помощь ей нужна? — поинтересовалась она. — Смять простыни на кровати?
— Ревность тебе не идет, Белла, — укорил ее он.
Она подняла брови:
— Я не ревную. Просто считаю, что это отвратительно — водить кого-то за нос, если нет серьезных намерений.
— Тебе ли говорить об этом.
— Что?!
— Пока твой благоверный в отъезде, ты пускаешься во все тяжкие, не так ли?
Она покраснела:
— По крайней мере, я не играю твоими чувствами. Да их у тебя и нет. Ко мне — уж точно.
— Тебя бесит, — спросил он, — что я не упал перед тобой на колени, как другие твои ухажеры, клянясь в вечной любви?
Белла метнула в него гневный взгляд:
— Я все равно тебе не поверила бы.
Эдуардо рассмеялся:
— Да, не поверила бы. Ты меня слишком хорошо знаешь. Я, может, и хочу тебя, но не люблю. Немного обидно, правда?
— Меня это совершенно не волнует, — бросила она, вздернув подбородок. Я к тебе тоже
— Кроме похоти, — уточнил он.
Она снова покраснела:
— Это я в состоянии контролировать.
— Неужели? — Эдуардо сжал ее подбородок большим и указательным пальцами. — Действительно можешь?
Ее глаза заблестели.
— Испытай меня.
Это было для него большим искушением. Эдуардо почувствовал, как возбуждение разливается по телу, словно внезапный паводок. Его страсть была подобна дикому зверю, переворачивающему все внутри.
Но вместо этого он опустил руку:
— Может, в другой раз.
На долю секунды ему показалось, что он увидел тень разочарования на лице Беллы.
— Другого раза не будет, — предупредила она. — Как только сойдет снег, я уеду.
— Что, если он и за неделю не растает? — спросил Эдуардо, открывая дверь плечом.
Она поджала губы.
— Тогда я выйду с феном и растоплю его.
Белла урывками спала до двух часов ночи. Она проснулась в очередной раз, встала и выглянула в окно. Снег все еще шел, но не так сильно, как днем.
За окном все выглядело, как в зимней сказке. Именно этого вида из окна ей не будет хватать, когда она навсегда покинет Хавертон. Молодая женщина попыталась представить, что произойдет, когда опекунство Эдуардо закончится. Причин видеться с ним больше не будет. Не будет встреч два раза в год. Не будет ежемесячных звонков и сообщений. Он пойдет своей дорогой, а она своей.
Им больше никогда не придется разговаривать.
Она отвернулась от окна и нахмурилась. Надо прекратить думать о нем. Надо прекратить гадать, в чем заключается его тайна. Что сделало его таким циничным? Что сделало его таким самодостаточным? Почему никто и ничто не трогает его сердце?
Как жил пятилетний сирота? Кто о нем заботился? Кто успокаивал? Кто воспитывал? Кто любил? Был ли у него хоть кто-нибудь?
Долгие годы Белла считала Эдуардо бунтарем, который нигде не приживался или не хотел прижиться. Но что, если его сделало таким детство? Как теперь открыть его сердце?
Белла спустилась вниз, решив чего-нибудь попить. Пока она подогревала молоко, в кухню вошел Эдуардо. На нем была все та же одежда, а на волосах блестели снежинки.
— Ждешь меня? — поинтересовался он, стряхивая снег.
Белла с презрением посмотрела на него:
— Ты, должно быть, шутишь.
— Ребекка передает привет, — сказал он и смахнул снег с волос.
Белла недовольно нахмурилась:
— Ты говорил с ней обо мне… в ее постели?
— Мы не были даже рядом с постелью.
— Пожалуйста, избавь меня от подробностей, — закатила она глаза.
— Я помогал Ребекке с лошадью, — объяснил Эдуарде. — Помнишь дом Аткинсонов? Новый хозяин разводит чистокровных скакунов. Одна из кобыл поранила ногу, и Ребекке требовалась еще одна пара рук.