По ту сторону пруда. Том 1. Туман Лондонистана
Шрифт:
– Да-а, это была бы сбыча мечт! – протянул Кудинов. Или он стал забывать русский язык, или это я, наоборот, отстаю от сленговых неологизмов. – А чего мы хотим от нашего чеченского доктора?
– От кого?
– Он врач. Ну, тот чеченец, которого мы должны внедрить.
– Давай сначала поймем, что он за человек. Хотя после разговора с Мустафой я не очень понимаю, зачем кого-то надо внедрять. Пусть просто пойдет в ту мечеть.
– Так, может, это и есть самое интересное, – сказал незаурядный аналитик и профессиональный скептик Алекси Кудинов. – Почему, если записаться в наемники так легко, этому доктору непременно надо воспользоваться нашим каналом?
– Этот вопрос
Мы приехали в один из тех благословенных жилых районов Лондона, где проблем с парковкой не бывает. Лешка оставил свой «рейндж-ровер» в начале полукруглого квартала белоснежных зданий с колоннами. Эти, как здесь говорят, полумесяцы – одна из главных прелестей больших английских городов. Я вижу в них не только архитектурный изыск, не только плод незаурядного урбанистического воображения, словом, не только эстетику, но и проявление британского духа вообще. Это вам не американский прагматизм с расчерченным по правильным пронумерованным прямоугольникам Манхэттеном, в этом есть высокий класс аристократов Джейн Остин и шарм диккенсовских чудаков.
До явочной квартиры, как и полагается, оставалось несколько кварталов – не у подъезда же ставить машину! Мы прошли их быстрым шагом, молча, чтобы не привлекать внимания редких прохожих. Потом завернули за угол одного из зданий, Лешка повернул ключ в двери без таблички и привычным движением руки включил свет.
Это была не квартира, а какая-то гримерная или мастерская по изготовлению париков и шиньонов. Вдоль одной стены, как в парикмахерской, шел ряд зеркал с тремя крутящимися креслами. Мы спустились на пару ступенек вниз и устроились в них.
– Побочный бизнес? – осведомился я, крутясь влево-вправо.
– Не такой прибыльный, как у тебя, – парировал Кудинов, но пояснением не пренебрег. – Я снял это помещение для Конторы. Здесь театральная мастерская была, потом разорилась. Они свое барахло забирать не стали, а мне оно не мешает.
– Может, нам воспользоваться? В свете того, о чем мы говорили в машине? Вдруг этот чеченец подстава?
– Неплохая идея.
Лешка залез в одну из открытых плоских коробочек и приложил к лицу мушкетерскую бородку с усами.
– Как тебе?
Я тоже повернулся лицом к столу и нашел для себя густые, лихо закрученные кверху усы, как у сипая.
– А я?
Кудинов бросил бородку обратно в коробку.
– Идея хорошая, но все же не стоит выглядеть как клоуны или идиоты.
Выбор у разорившегося ателье оказался таким большим, что мы нашли и приемлемые варианты. Кудинова преобразили седой парик, густые брови и усы щеточкой. Он теперь был похож на лорда, сбежавшего в свое имение от возмутительных демократических нововведений, типа запрета на курение сигар в здании парламента. Мое традиционное амплуа – латиноамериканец. Не зря же мне передали мексиканские усы, которые, правда, остались лежать в сейфе в моем номере. В принципе, мне для этого можно и не гримироваться, но я все же подобрал себе смоляно-черный парик, такие же накладные брови и черную с проседью бородку.
Мохов, который привез чеченца, прямо застыл в дверях, увидев нас в таком обличье. Но реакция у него была правильная – он лишь подтолкнул к нам гостя:
– Вот наши друзья. Знакомься.
Я назвался Михаилом, Кудинов – Станиславом. Паренька звали Заур.
Ему на вид было не больше двадцати пяти. Небольшого, ниже среднего, роста, щуплый, движения мягкие, деликатные. Рукопожатие осторожное, взгляд в этот момент исподлобья, в одно касание. Лицо красивое, на самом деле красивое, только немного женственное. Возможно, из-за длинных черных ресниц, которым позавидовала бы любая фотомодель. Общее впечатление было
Кудинов посадил парня в одно из кресел и пошел приготовить нам кофе. Там была новенькая кофемашина и коробка с такими толстенькими пастилками. Я нашел себе складной стул и сел лицом к нашей парикмахерской.
– Давно в Лондоне? – спросил я с дальним заходом.
– Две недели, – ответил Заур. Голос у него был тихий, шелестящий. – Я и не думал, что так далеко заберусь. У меня семья в Грозном осталась.
– Ты расскажи сразу, как ты сюда попал, – подсказал Мохов. Он, похоже, эту историю уже знал.
– Спасибо большое. – Это Заур Лешке сказал, получив от него пластмассовый стаканчик с кофе. – Я в больнице работал. Вообще-то я педиатр, но пришлось стать хирургом. Правду говорят, что Грозный уже бомбят?
Мохов кивнул. Ракетный обстрел чеченской столицы начался пару дней назад.
– Ужас! – Заур помотал головой, но вспомнил, что мы ждем от него не личных эмоций. – Так вот, как я здесь оказался. У нас за первую неделю боев накопилось много тяжелораненых, и чеченская диаспора в Турции наняла небольшой самолет, чтобы их вывести. Это отдельная история, как мы выбирались, сейчас это не важно. Меня отправили с ними, ну, чтобы был врач в полете, хотя мы все равно одного человека потеряли. Короче. Мы выгрузили раненых в Трабзоне, а мне пришлось кого-то очень важного сопровождать в Катар. Он, кстати, ранен был всего лишь в ногу, но почему-то его в Катаре решили лечить.
Заур рассказывал, часто моргая своими длиннющими ресницами и лишь изредка поднимая глаза на нас.
– Я сдал раненого в больницу, но мне не сказали, как мне быть потом. Поселили в гостинице – роскошной, четыре звезды, и кормили целый день. На второй день я завтракал, и ко мне подсел один араб в такой арафатке в клеточку, а с ним переводчик, учился в России. Араб спрашивает, что я собираюсь делать дальше. Я говорю, что хочу как можно скорее вернуться домой, у меня в Грозном жена с сыном и мать. Араб говорит, что в Чечню уже не попасть. Границы перекрыты, русские бомбят всю территорию и туда вот-вот вступят войска. Но он готов мне помочь. Я спрашиваю: «Каким образом?» Он говорит: «Нам нужны люди, которые хорошо знают Чечню. Мы хотим защитить вашу страну. И когда мы освободим ее, вы сможете вернуться к семье». А я же совсем один остался, мне даже не у кого спросить, как мне обратно ехать. Да и вообще, я не знал, оплачен ли мой номер в гостинице, на сколько дней, как вообще мне дальше быть? А денег у меня двадцать долларов, мне турки в Трабзоне дали. Я спрашиваю: «А что мне надо будет делать?» Араб говорит: «Если согласен, пока отдыхай. А через несколько дней, как сделаем тебе новый паспорт, отправим тебя в Лондон. Там тебе помогут». Я согласился, потому что в Катаре я совсем в тупике оказался. Думаю, прилечу в Лондон, расскажу там, что в Чечне творится, и они отправят меня домой. Мы поднялись в мой номер, меня там переводчик сфотографировал на фоне белой стены, и они с тем арабом ушли.
Мы с Кудиновым переглянулись. Пока все правдоподобно.
– Я сидел в номере, смотрел новости: «Аль-Джазиру», Си-эн-эн, – продолжал Заур. – Но они одни и те же сюжеты про Чечню повторяли. Я спустился в бассейн, там ведь жара за сорок, и ко мне еще один человек подошел. Сотрудник российского консульства, но родом из Грозного, он до войны на соседней улице жил. Его Антон зовут, молодой еще, может, чуть за тридцать. Говорит, что ему сообщили, что в гостинице живет русский – мы же за границей пока русскими считаемся, и Антон пришел спросить, все ли у меня в порядке. Пригласил меня пообедать, и мы поехали в какой-то рыбный ресторанчик в порту.