По ту сторону пруда. Том 2. Страстная неделя
Шрифт:
– Кто еще знал, что вы приставили к девушке охрану? – спросил я.
Осборн сжал губы и выпятил вперед подбородок. Не собирается отчитываться передо мной за их сложности и, вероятно, свою ошибку.
– Круг подозреваемых сужается, – коротко ответил он.
Я сочувственно хлопнул его по плечу. В этой работе все бывает.
– Давайте решим, как вывести девушку из игры, – предложил я. – Питер может же выехать прямо сейчас? Ну, через час-полтора?
– Конечно. Вы скажете, куда ему ехать?
– Я подвезу ее в тихое место,
– В три? В начале четвертого? – спросил Осборн.
– Где-то так. Вы же будете там сами?
– Разумеется.
– У вас найдется еще время? У меня есть некоторые соображения, как попытаться со всем этим покончить.
– Заманить их в ловушку?
– Да.
Осборн сжал челюсти так, что желваки пропечатались сквозь щеки.
– Я об этом все время думаю.
– Только… Только пока не отправим молодежь, прошу вас, никому никаких звонков. Даже не забирайте свои мобильные из машины. На такси поезжайте к Питеру.
Осборн с досадой покачал головой:
– Я представить себе не мог, что эти мобильные, как чума, как СПИД.
У всех у нас одно и то же сравнение.
– Да. И почему-то до сих пор никто не удосужился изобрести презервативы, – слукавил я.
5
Двери в «Кенсингтон Гарденс» были открыты, хотя любознательной литовки за стойкой не было – отошла куда-то на минутку. В холле вообще было пусто. Лифт, как показывала красная цифра, был на шестом этаже, и я его ждать не стал. Взлетел к себе на третий через ступеньку по лестнице.
Наша встреча с Тоней – согласитесь, уже в другом качестве, хотя ничего и не было, – произошла так. Спрашивать пароль она не стала. Замялась чуть, когда я постучал – она ведь только придуманный мною псевдоним знает. Но делать нечего, спросила:
– Это ты? – И уже шутливо: – Это ты, Клеопатр?
– Я, я. Открывай.
Дверь приоткрылась чуть-чуть, чтобы в щелку было видно мое лицо. Потом она распахнулась, а в следующий момент я получил такой удар между ног, что в голове у меня сверкнула молния. Это просто такое выражение: «в глазах потемнело от боли». На самом деле это вспышка. Боль была такая, что я повалился на пол и даже выпустил из руки свой драгоценный рюкзачок.
Я недавно мысленно укорял Мохова, что он не научил дочь тому, что знает сам. Я был неправ. Хороший отец рассказал своей принцессе об этой Ахиллесовой пяте, которая превращает самого свирепого насильника в беспомощного младенца.
Я хотел сказать Тоне, что забыл, что я в маске, но тогда мне было недосуг. Скрючившись, я катался по пахнущему моющими средствами ковролину коридора. А агрессорша приняла еще одну наступательную позу, и я простонал уже по-русски:
– Да я это, я. Черт, Тоня!
Голос человека в моем состоянии наверняка неразличим, но родной язык ее отрезвил.
– Я в маске, – выдавил
Встать я еще не мог, просто отталкивался от пола ногами, помогая Тоне затащить себя в номер.
– Блин, откуда я могла знать? – оправдывалась она. – Очень больно?
Она захлопнула дверь, и я откинулся на нее и попробовал вытянуть ноги. Так лучше, начинало отпускать.
– Это из тех вещей, которых тебе самой не испытать, а объяснить невозможно.
– Как роды? – тут же нашлась Тоня.
Она хотела помочь мне встать, но я остановил ее. Не надо экспериментировать: сейчас полегче, и хорошо.
– Я немного занималась карате, – не без гордости сообщила моя неслучившаяся любовь.
– Ах это было карате!
Я так и оставался сидеть на полу, пока Тоня закидывала в пакет вещи и надевала плащ.
В такси она какое-то время еще помнила, что нанесла мне пусть временное, но увечье. С сочувствием смотрела на меня, смешно, уточкой, вытягивала губы, как провинившийся ребенок. Я положил этому конец, сказав: «В том месте переломов не бывает, успокойся».
Она успокоилась. Сидела, едва касасясь меня плечом. Пару раз поворачивалась ко мне, как будто хотела что-то сказать. Потом – мы уже свернули на Брук-стрит – решилась:
– Слушай. Я не могу не уезжать сейчас с Питером?
Я даже не понял столь сложносочиненную фразу. Подумал, что это было буквально, что ей именно с Питером не хотелось оказаться вместе.
– Это почему?
– Ну… Можно я останусь с тобой?
– Тоня!
– Папа же мне будет звонить, – нашла она благовидный предлог. – И тогда нам лучше быть рядом.
– Но ты же знаешь все, что нужно сказать Володе. Что улика получена и отправлена, кому надо. Чтобы он нам верил и терпеливо ждал, не выбрасывал фортелей. И чтобы он сказал, как я могу его разыскать.
– Да, но папа же не в себе. – Тоня вцепилась мне в руку. – Нет, мне надо было взять тебя с собой, чтобы ты на него посмотрел. Он может сначала наломать дров, а потом мне позвонить.
– Но это что-то изменит? Будем ли мы в этот момент вместе или в разных местах?
Тоня убрала руку.
– Хорошо, я поняла.
– Тоня, смотри. – Теперь я взял ее руку в свои. Пальцы длинные, тонкие, ухоженные. – Если ты сейчас не уедешь, моей первой и постоянной заботой будет твоя безопасность. А сейчас важнее всего найти Володю. Тем более что – ты сама говоришь – он не в себе.
Тоня выдернула руку:
– Хорошо, хорошо. Я поняла.
Как я говорил, движение на Ганновер-сквер одностороннее, и тем это место и хорошо. Мы свернули налево и начали объезжать сквер. Площадь не такая уж маленькая, сквозь деревья просматривается плохо, но если за нами кто-то едет, он тоже будет вынужден повернуть налево. А на дальней стороне площади от банка и вдоль всего квартала есть стоянки для заказных автобусов, ночью они всегда пустые. Я давно это место присмотрел.