По ту сторону решетки
Шрифт:
— Не припомню, чтобы я спрашивал об этом у тебя, — произнес мой свежеотвергнутый бывший и я видела, что он готов подраться с Лазаревым и сделает это с превеликим удовольствием, и это, кажется, было взаимно.
— Меня не надо спрашивать, чтобы я мог сказать тебе, чтобы ты шел отсюда нахрен, — с ухмылкой, не предвещающей оппоненту ничего хорошего, отозвался Дэн.
Он шагнул к нам, излучая почти осязаемую опасность. Таким я еще ни разу не видела его. Во взгляде темно-серых глаз не было ни спокойствия, ни рассудительности.
Возможно именно поэтому, а может потому, что на Лазарева все еще злилась, я обратилась не к нему, а к Матвею:
— Моть, давай обойдемся без «программы максимум»? — попросила я и добавила: — Пожалуйста.
Он смерил Дэна, который выжидательно скрестил руки на груди, уничижительным взглядом.
— Исключительно для того, чтобы подтвердить, что ты можешь мне доверять, Ева, — произнес Соколов и, отвернувшись, ушел обратно в Дом культуры, встретивший его громкой музыкой и гомоном разговоров. И пока он удалялся, мы молчали, а напряжение между нами усиливалось с каждой секундой.
— «Моть»? — скривившись передразнил Лазарев, а я почувствовала в себе нарастающую агрессию. — Кто это и по какой причине он позволяет себе подобную фамильярность?
— А тебе-то вообще с какой стати есть до этого дело? — процедила я, стараясь не прерывать зрительного контакта с ним. — Шел бы и дальше обниматься со своей Анфиской, она там, наверное, без тебя уже валяется на полу, потому что, по-моему, не умеет стоять, не цепляясь при этом за какие-нибудь части твоего тела!
Лазарев скрестил руки на груди. Он тоже был зол и тяжело дышал, не скрывая от меня своих чувств. Благо на крыльце кроме нас больше не было никого, способного оценить столь редкую для Дэна эмоциональность.
— Я просил тебя оставаться в поле моего зрения, а не обниматься с кем попало, — выплюнул он.
— Что? — опешила я от такой наглости. Он мог извиниться, мог попытаться оправдаться, а предпочел тактику «лучшая защита — нападение. — Да пошел ты, Лазарев! Когда ты просил меня подождать пару недель, ты не уточнил, сколько унижений мне за это время придется стерпеть!
— Между прочим, я говорил, что тебе лучше не приезжать, — сухо заметил он, но это не только не успокоило меня, но и разозлило еще больше.
Всегда предпочитала знать, видеть и делать выводы, а не жить в счастливом неведении.
— Нет, Дэн. Я забираю свое обещание назад. Не хочу больше быть в поле твоего зрения, не хочу больше быть твоим партнером по бюро, и пешкой в твоей игре, правил которой не знаю, тоже быть больше не хочу!
Почти крикнув эти слова Лазареву в лицо, понимая, что они могут ему не понравиться, я собиралась тактически отступить, а иными словами сбежать в такси и уехать домой, а там уже плакать, страдать и иными способами предаваться унынию.
Но Дэн, видимо, не собирался меня отпускать, потому что, преградив мне путь, сделал шаг вперед, заставив
— Ты не пешка в этой игре, Ева, — произнес он негромко. — Ты её смысл.
Когда я снова встретилась с ним взглядом, моё сердце рухнуло куда-то вниз, и забилось в несколько раз быстрее. Дэн больше не злился. В его грозовых глазах была теперь болезненная мучительная решительность.
И через мгновение все моё тело сковало вязкой беспомощностью, а его губы накрыли мои в искреннем и откровенном поцелуе, заменившем сотню ненужных слов и пьянящем сильнее выпитого шампанского. Отсекающем все мои шансы на сопротивление или побег, хотя и желания бежать и сопротивляться больше не было.
Этот поцелуй не был нежным. Он был безжалостно-упоительным, заставляющим желание растекаться по телу горячей волной.
С колонны его руки переместились на мою талию, а потом коснулись открытой спины, вызвав приятную дрожь, а я, прикрыв веки от удовольствия, обхватила его плечи, чтобы чувствовать опору.
— Дэн, — тихо выдохнула я в его полураскрытые губы, — Как это вяжется с твоим планом?
Хотя, пожалуй, следовало лучше спросить, это тот поцелуй, что он был мне должен, или какой-то другой? Лазарев легко поцеловал меня в кончик носа и всё-таки отстранился с лукавой улыбкой.
— Никак. Пора признать, что это был дурацкий план, — прошептал он, обжигая дыханием кожу у виска. — Поехали отсюда, клубничка.
— А ты расскажешь мне всё? — усмехнулась я.
Зная Лазарева, о таких вещах стоило договариваться «на берегу». И он тихо пообещал:
— Расскажу.
Губы жгло от поцелуя и хотелось продолжения. Я не сопротивлялась, когда он сжал в ладони мои пальцы и потянул за собой по ковровой дорожке туда, где за ограждениями ожидали несколько свободных машин такси.
Голуби снова вспорхнули серым облаком в закатное небо. Ярко алый в золотистых лучах шлейф платья, отчего-то всё же отстегнувшийся от пуговки на подоле, стелился позади, однако я понимала, что вряд ли еще надену его когда-нибудь, даже если шлейф и не оторвется. Привычное тепло руки Дэна снова вернуло мой мир на круги своя, а внутри воцарились гармония и спокойствие, как всегда было в его присутствии.
И всё же на короткое мгновение внутри кольнула тревога, заставившая настороженно обернуться на оставшийся позади Дом Культуры, сияющий огнями софитов. Будто бы чей-то пристальный взгляд провожал наш с Лазаревым побег. Но обернувшись, не заметила ничего подозрительного и постаралась не придавать этому значения. А потом совершенно выкинула из головы, когда мы продолжили целоваться на заднем сиденье такси. Долг по поцелуям был отдан Дэном с процентами, и мы оторвались друг от друга лишь когда автомобиль остановился у его дома.