По ту сторону решетки
Шрифт:
Как добрались до квартиры Лазарева я помнила плохо, погруженная в ощущение эйфории, вызвавшей чувство, сродни головокружению и заставившей тревоги, волнения и обиды забыться, отойти на второй план.
Тем не менее, оказавшись в знакомой прихожей, чувствуя, как пальцы Дэна касаются молнии на платье, намереваясь её расстегнуть, я, собрав всю имеющуюся волю в кулак, поймала его руку.
— Нет, — произнесла твердо, хотя распухшие от поцелуев губы и воспаленный желанием мозг требовали сказать «да» и повторять его еще много-много раз в течение всей сегодняшней ночи. — Сначала
Лазарев нехотя отстранился и внимательно всмотрелся в моё лицо, видимо, чтобы проверить, не сошла ли я с ума, говоря подобное. И мне пришлось изобразить максимально возможную решительность и твердость.
— Это запрещенный приём, ты знаешь? — на его губах расцвела лукавая улыбка.
— Знаю, — с усмешкой кивнула я. — Но с некоторых пор информацию из тебя приходится вытаскивать клещами и мне это не нравится. Вот и приходится изощряться всеми доступными способами. А, как говориться, в любви и на войне все средства хороши.
Теперь задорные искорки коснулись его глаз, казавшихся почти черными из-за расширенных зрачков. Дэн снова склонился к моему лицу и произнес:
— К счастью, это правило работает в обе стороны, Ева.
Он не дал мне ничего ответить, запечатывая мои губы своими и прижимая меня к себе, заставляя капитулировать перед его самодовольным упрямством. Я сама не заметила, как замок на спине платья всё-таки был расстегнут, а пальцы Дэна с ловкостью спустили с плеч рукава и мой сверкающий наряд легко соскользнул вниз, растекшись у ног, всё еще обутых в туфли, красивой лужей искрящейся в полумраке ткани.
Оставшись в одних трусиках, поскольку иного белья платье не предусматривало, я скинула туфли за ненадобностью и с удовольствием приняла правила новой игры, где каждый делает то, что хочет.
— Это всё из-за пароходства, да? — выдохнула я куда-то в шею Лазарева, терпко пахнущую лосьоном после бритья.
— Из-за него, — хрипловатым шепотом подтвердил Дэн, любезно позволяя мне снять с плеч его пиджак, который через мгновение постигла участь платья.
Сумрак прихожей делал ощущения острее и ярче. Каждое касание губ, прикосновение к коже, каждый вздох и шепот вызывали приятную дрожь и трепет.
— И в чем с ним проблема? — с трудом концентрируя внимание на разговоре, задала я свой следующий вопрос.
А Дэн неохотно ответил:
— Моё участие в защите его интересов кому-то очень невыгодно.
— Кому? И почему? — прильнула к его часто вздымающейся в такт тяжелому дыханию груди, ослабляя тугой узел галстука, пока его руки то блуждали по моей спине, то почти до боли сжимали ягодицы.
— Если бы я это знал, мне было гораздо проще, клубничка.
За этими словами последовал новый поцелуй. Требовательный и горячий. Во время него я, обхватила ногами торс Дэна и крепко обняла руками за шею, чтобы позволить ему донести меня до спальни, по пути в которую Лазарев сшиб спиной пару дверных косяков.
Потом мы упали на кровать, прогнувшуюся под нашим весом, потревожив сладко и безмятежно спавшую на ней Контру.
— Ты подозреваешь Земскова? — спросила я шепотом, пока мои пальцы,
Вскоре и они потерпели поражение, будучи частично расстегнутыми, частично оторванными вместе с тканью, а рубашка улетела куда-то на пол.
— В том числе, — прерывисто отозвался Лазарев, отвлекшись на мгновение для того, чтобы расстегнуть ремень брюк, который, звякнув на прощание пряжкой, последовал за сорочкой. — Проблема в том, что он не один. Есть и другие, кому невыгодна моя помощь «РМП» и нужна поддержка их позиции. Земсков самый наглый из них, но не единственный.
— А остальные…
Он не дал договорить. Успев стянуть брюки и швырнуть их в сторону, Дэн снова с жаром поцеловал меня, а оторвавшись, прошептал:
— Тшшш, под каждого из них я сейчас вынужден копать, но давай прервем допрос, клубничка, — и я почувствовала, как дыхание от его усмешки коснулось губ приятной щекоткой. — Сейчас я хочу, чтобы ты шептала только мое имя, а всех остальных временно выкинула из головы.
С очередным жарким выдохом он избавил нас обоих от оставшегося белья, перехватил мои запястья, и новый поцелуй не позволил мне сказать хоть слово против, хотя я, пожалуй, и не планировала.
Все тело и без того горело и плавилось, вынуждая прогибаться в спине от ярких всполохов желания и нетерпения, бьющих в позвоночник словно разряды молний. Прикрыв глаза, я тянулась за каждым его прикосновением, за каждым новым поцелуем, не желая разрывать наш контакт ни на мгновение.
— Дэн, — простонала задыхаясь, понимая, что всё, что чувствую, точно не сумею в этот момент оформить связными словами.
— Так-то лучше, — шепнул он и в следующее мгновение волна наслаждения заставила меня закатить глаза от ощущения наполненности и блаженства, тяжести его горячего тела и прохлады простыней под моей спиной.
Он понял меня без всяких слов, двигаясь в нужном ритме, властными глубокими толчками и покрывая моё лицо, шею и плечи горячими поцелуями, заставляющими напряжение внутри нарастать с каждой секундой, податливо прогибаться и снова, и снова, раз за разом повторять его имя.
Стоило пальцам Дэна отпустить мои запястья, как я, погруженная в восхитительные ощущения упоительной близости с ним, схватила его за плечи, вонзаясь ногтями, клеймя гладкую золотистую кожу красными отметинами.
Затуманенное страстью сознание выхватывало из царящего вокруг полумрака лишь смазанные силуэты и лунные блики, блеск глаз и капелек испарины на наших телах. И то, как стоны, всхлипы и тяжелое прерывистое дыхание разрывали тишину.
Я растворялась в этой одержимости и долгожданном моменте обладания Дэном, позволив волне удовольствия затопить меня изнутри словно раскаленной лаве, гореть в пламени, охватившем нас обоих, а в финале почти одновременно сотрясти наши тела мелкой, невыразимо сладостной дрожью.
Где-то вдалеке у Дома культуры загрохотали фейерверки, осветив далекими вспышками ночное небо, когда я вскрикнула имя Дэна в последний раз, а он глухо выдохнул моё, сжимая в объятьях так, словно хотел стать со мной единым целым.