По ту сторону синих гор
Шрифт:
– Замёрзла?
Огромная ладонь Бьёрна опустилась мне на затылок, неспешно погладила и зарылась в короткие, ещё не достающие до плеч волосы.
Колючая волна мурашек пробежалась по спине, перекинулась на ноги, и я непроизвольно поджала пальцы на них.
– Сейчас согрею, жена, - резко подхватив меня на руки, заявил кайген, унося и опуская на кровать.
Он раздевался торопливо и дёргано. Сдирал с себя одежду, словно она разъедала ему кожу. И чем меньше неприкрытых участков тела на нём оставалось, тем сильнее колотилось
На миг Бьёрн замер. Смуглый, мощный, возбуждённый. Потом кровать тихо скрипнула под тяжестью его веса, и я оказалась захвачена в плен больших и сильных мужских рук.
Синие глаза кайгена смотрели на меня в упор. В их затягивающей глубине билось желание. Такое откровенное, что меня бросило в жар. Горячий пульс стрелял в висок, считая время до приближения его губ, мягких и осторожных вначале, и таких жадных и бесстыжих после, когда они стали трогать и целовать всё, что хотели.
Они вдруг оказались такими уместными и правильными на моём охваченном жаркой истомой теле. Откликаясь на их ласку, я стонала и дрожала, совершенно не желая того, чтобы Бьёрн перестал делать со мной такие непристойные и одновременно приятные вещи.
Я застряла в наших эмоциях, словно мошка в меду. Перестала воспринимать реальность. Барахталась в каком-то сладком угаре и вязла в этой трясине чувств ещё сильнее, когда пальцы и губы мужа скользили по моей коже, задевая на ней какие-то невероятно чувствительные точки, играли с сосками, трогали меня между ног, где было так постыдно влажно и горячо.
Всё казалось странным и нереальным. Словно происходило не со мной. Будто не я лежала, распластанная под обнажённым мужчиной, нависающим надо мной огромной тенью, медленно и неотвратимо соединяющим наши тела.
Наслаждение внезапно обернулось рвущей болью, такой острой и отрезвляющей, что из глаз посыпались искры. Я закричала, дёргаясь и упираясь в каменную грудь мужа руками, тщетно пытаясь его с себя столкнуть.
Ощущение было таким, словно меня переломили пополам.
Глаза жгло от непролитых слёз, сквозь пелену которых лицо Бьёрна расплывалось, обретая звериные черты.
На его смуглой щеке белые рубцы шрамов сейчас выделялись отчётливо-резко. Глаза превратились в два тёмных провала, в которых от человека уже ничего и не осталось. Оттуда на меня смотрел зверь, голодный и раздражённый, не принимающий мой отказ и не желающий отступать.
Мои попытки его сбросить лишь заводили сильнее, и в какой-то миг я поняла, что справиться с ним я не в состоянии, а сопротивляясь, делаю себе ещё больней.
Обида хлынула из глаз жгучими слезами, и, закусив губу до крови, я опустила руки, повторяя про себя как девиз: «Боль делает нас настоящими. Мне больно - значит, я живая».
Тело Бьёрна задрожало, несколько раз мощно дёрнулось, а потом обмякло, придавив меня к постели. Между ног ужасно жгло и саднило, и когда муж откатился
Ком в груди расползался и душил. Я отвернулась, понимая, что если сейчас увижу лицо Бьёрна, то разревусь, как сопливая девчонка.
Глупо... Чего я от него ждала? Нежности? Откуда она у зверя?
– Рейна, - моего плеча коснулась рука мужа, резко разворачивая к себе лицом.
Зрачки в его глазах ещё были огромными, заполняющими почти всю радужку. Он странно выглядел и странно себя вёл. Смотрел на меня со смесью растерянности и вины. Резко запустил в свою влажную, чёрную шевелюру пятерню, и стал похож на дикого взъерошенного медведя.
– Рейна, - снова позвал он, касаясь пальцами моей мокрой щеки.
– Что...
Я не знаю, о чём он хотел меня спросить. Но это его «что» повисло между нами невысказанной болью, и я, закусив губу, отвела взгляд.
Подскочив с кровати, он обошёл её по кругу, присаживаясь передо мной на корточки.
Тяжёлая рука кайгена осторожно опустилась мне на бедро, и он вдруг сипло пробормотал:
– Дай посмотрю, что там...
Смысл просьбы поняла не сразу, а когда догадалась, что именно он хочет увидеть, едва не сгорела со стыда.
– Просто уйди, - сжимая ноги и подтягивая к груди колени, прошептала я.
– Просто уйди!
– Я сейчас, - он резко поднялся, снова нервно проехавшись по волосам растопыренной ладонью.
– Сейчас воду нагрею и мазь найду.
Какое-то время он возился в уборной, чем-то гремя и тарахтя, а когда вышел оттуда, сразу направился ко мне, поднимая с постели.
Это было невыносимо. Лучше бы он ничего не делал, оставаясь ко мне равнодушным. Было бы не так обидно. От его заботы хотелось плакать ещё больше.
Усадив меня в купель с тёплой водой, он опустил в неё ладонь и, глядя на то, как я руками обнимаю себя за плечи, тихо спросил:
– Холодно? Сделать горячее?
Не будь мне так паршиво, я порадовалась бы тому, как быстро он постигает магическую науку.
– Рейна...
Его голос звучал непривычно тихо. А имя моё он произнёс как-то по-особенному мягко, несмотря на то, что выглядел муж хмурым, как ненастье.
Видя, что я не отзываюсь, Бьёрн оставил свои попытки поговорить, сосредоточившись на моём купании.
Он угрюмо черпал ковшом воду, поливая её мне на плечи, а когда полез мыть мне то, что ему не следовало, я оттолкнула его руку, прошептав:
– Хватит!
Тяжело вздохнув, кайген снял со стены полотно и молча расправил, ожидая, когда я встану, чтобы завернуть меня в него.
Мне бы просто отключить все эмоции и успокоиться, но чем больше муж старался что-то для меня сделать, тем сильнее в груди давило, а к горлу подкатывали слёзы.
Они опять затуманили глаза, стоило Бьёрну занести меня в спальню, где на разобранной кровати живым свидетельством того, что произошло, краснело пятно крови.