По ту сторону снов

Гамильтон Питер Ф.

Раздались громкие крики болельщиков, когда на арену выпустили мод-гнома и пару терьеров. Мод-гном заблеял от ужаса и попытался взобраться наверх по гладким стенам арены, чтобы спастись. Один из терьеров сомкнул челюсти на его ноге.

– Проклятый Уракус! – воскликнул Слваста. – Ты действительно думаешь на столько шагов вперед?

– Думать наперед – самая важная часть в нашем деле. У меня это неплохо получается, ведь здесь область логики. Практическое применение математики.

– Да уж. Так что ты прогнозируешь для нашего будущего?

– Ну,

тебя изберут в совет района Налани. У меня есть тринадцать ячеек, тайно агитирующих за нас, а более пятидесяти членов профсоюза и их семьи ведут открытую предвыборную агитацию. Партия «Демократическое единство» получит большинство, и это поставит нас во главе района. Партия «Гражданская заря» даже не поймет, как мы их обошли. Хотя на самом деле, – она вызывающе усмехнулась, – они уже все понимают. На них работают два члена ячейки, и они сообщают: филиал «Гражданской зари» в Налани уже обеспокоен. Настолько обеспокоен, что они не посмели заикнуться своему начальству о возможности нам проиграть.

– Бетаньева. – Слваста взял ее за руку и посмотрел прямо в ее лицо, обрамленное слегка встрепанными волосами. Ее щеки горели от волнения и решимости. – Я спрашивал о другом. Что будет с нами? С тобой и мной?

В его голове все безнадежно смешалось. Тихие победы, которые они одерживали одну за другой, выдвигая себя и активистов своего движения, кружили голову. Они сумели построить подпольную организацию, способную совершать диверсии, – и полиция Капитана не поняла бы, в чем дело. Яростный протест Слвасты против несправедливости нынешней системы обрел материальное воплощение – и это почти пугало его, подобно обретению новой ментальной силы.

– Слваста! – встревожилась Бетаньева. – Ты и я вместе – то, для чего мы все делаем. Чтобы нашим детям не пришлось расти в несправедливом мире, в каком росли мы. И ты можешь усомниться в этом?

– Прости, – быстро сказал он. – Все происходит так стремительно. Временами я чувствую себя выбитым из колеи.

Под сводами старой ткацкой фабрики разразился рев одобрения, когда терьеры добили мод-гнома. Люди стали собираться вокруг букмекеров. Все заказывали новую выпивку.

– Я понимаю, о чем ты говоришь, – сказала Бетаньева. Ее панцирь ослаб настолько, чтобы показать ему сочувствие, окрашивающее ее мысли. – Иногда я тоже не могу поверить в реальность наших действий. Это словно…

– Продолжай, – попросил он.

– Даже не знаю. Мы так много сделали, а шерифы и Тревин нас до сих пор не заметили. Иногда мне кажется: а вдруг они все знают? Знают и ждут, когда мы совершим какой-нибудь по-настоящему дерзкий поступок, – тогда у них будет обоснование, чтобы пожизненно упрятать нас на рудники Падруи. И сделать это открыто, в суде, а не потихоньку под завесой приказа о приостановлении гражданских прав.

– Ты имеешь в виду, сделать из нас показательный пример?

– Да, что-то вроде.

– Если бы они за нами наблюдали, я уверен, мы бы заметили. Мы осторожны, а моей паранойе уже много лет.

Она наклонила свой пивной

бокал, чтобы чокнуться с ним.

– Из нас двоих рассудительный – это ты.

– Но ты заставила меня задуматься о том, что же случилось со всеми предыдущими попытками свергнуть Капитана. Такие должны были быть. Но я не помню подобных сведений из уроков истории. Конечно, школу, где я учился, не назвать лучшей на Бьенвенидо…

– Не считая восстания на проспекте Жасмин, я ни о чем таком не слышала. Наверное, Кулен знает; в конце концов, он учился в университете.

– Надо как-нибудь спросить его.

– Спроси.

Бетаньева допила свое пиво одним глотком.

– Еще по пиву?

– Нет. – Она приблизила к нему лицо, не обращая внимания на непослушные пряди волос, которые лезли в глаза. – Давай пошлем в задницу осторожность. Мы побывали здесь на боях, договоренность выполнили. Все нас видели. Если их когда-нибудь спросят шерифы, они подтвердят. Пойдем домой, Слваста. Только ты и я. И я постараюсь убедить тебя, как много ты для меня значишь.

– Звучит заманчиво, – пробормотал он внезапно охрипшим голосом.

Без четверти четыре Слваста и Хавьер прибыли на рынок Уэлфилд, якобы для того, чтобы взять фургоны и отправиться на станцию Плесси, как обычно. Подойдя ближе, они разобрали яростные телепатически вопли, которые раздавались под рядами длинных крыш. У главного восточного входа в рынок стояли три экипажа шерифов. Двоих старших шерифов окружала группа лавочников, пытавшихся перекричать друг друга. Лампы с ялсовым маслом на железных столбах давали слабый свет, позволявший, однако, различить несколько трупов мод-обезьян, лежащих в проходах. Когда Слваста развернул экстравзгляд, он увидел еще десятки мертвых модов, валяющихся в лавках и проходах по всему рынку. На телах не было внешних повреждений. Животные выглядели так, как будто они спали.

– Хвала Джу, вы здесь, – сказал Пабель, выходя поприветствовать их. – Все плохо. Очень плохо.

– Что тут случилось? – спросил Хавьер.

Слваста был впечатлен. Хавьер не просто выглядел озадаченным, он даже умудрился излучать сильное беспокойство и недоумение.

– Это кошмар, – сказал Пабель, испуская ужас в эфир. – Кто-то убил всех модов на рынке.

– Что?!

– Правда. Вчера поздно вечером через рынок пробежала большая группа людей. Они использовали текин, чтобы убить каждого мода, которого обнаружили, ударом в сердце или в мозг. Это… Это просто…

– Скотобойня? – невинно подсказал Слваста.

Хавьер бросил на него сердитый взгляд.

– Наших мод-обезьян тоже убили?

– Да. Простите, сэр. Меня здесь не было в тот момент. Я ничего не мог поделать.

– Ладно. Пойдем и послушаем, что скажут шерифы.

Но заговорить старшим шерифам не давали. Даже Рышард, возглавлявший Гильдию мясников Уэлфилда, никак не мог заставить владельцев лавок замолчать.

– Кому-нибудь из вас недавно угрожали? – выкрикнул один из шерифов.