По ту сторону воспитания
Шрифт:
— Теоретически я понимаю, — отвечает сестра, — но чувствую пределы моего понимания, и вот то, что за пределами моего понимания — «запредельное» или, как говорят, «бессознательное», — подступает и… шебуршится.
— Давай накрывать на стол!
Ко дню рождения мы купили всяческой американской закуски, и сестра с изумлением смотрела на приготовления к празднику, на «чипсы с дипами», «хотдоги» для грила, большой торт серобуромалиновой раскраски, бумажные тарелки и полиэтиленовые стаканчики — всё, как просил Даничка. Ничего мы с Олей для них специального не готовили. Дети развесили вдоль
Начали приходить Даничкины гости.
Олю поразила одежда мальчиков, не говоря уже о девочках.
— Это так все приходят на праздник!? — удивилась она. — Я думала, что в Америке все одеваются красиво и прилично. А тут, оказывается, напяливают на себя всё самое страшное.
— Это только кажется, что всё такое страшное, на самом деле все эти лохмотья довольно дорогие, и самая страшная мешковина — самая престижная. Щёгольской одеждой считается списанное военное одеяние.
— Я им в другой раз престижных холщовых мешков с военных складов привезу, пусть разделывают. Я видела вчера, как Боря с Элей безжалостно кромсали вдоль и поперёк новые голубые джинсы. Изрезали ножницами джинсы сикось— накось, и этого мало, они кинули их в хлорку. Не в них ли они вырядились!? А ты им покупаешь хоть какую-то одежду?
— У меня право покупать для них только белые носки и чёрные трусы. Носки я покупаю в таких несметных количествах, что как-то приятельница спросила, увидев тонны закупленных носков: «Они у ваших детей одноразовые?»
Каково же было Олино удивление, когда она заметила, что Даничкин приятель Роб пришёл на день рождения со своей едой. Он сам себе разогрел и спокойно съел своё принесённое. Оля никак не могла поверить, что так бывает, и спросила у Данички:
— Почему твой приятель принёс сам себе котлету?
Даничка ответил:
— Роб хотел это есть!
— Но ведь он пришёл к тебе на день рождения!
— Он хотел хамбургер, а думал, что у меня только «хотдоги», и себе взял хамбургер! Вы приходите с бутылкой вина, а он с хамбургером!
Удивилась она и тому, что хлеба дети никогда не употребляли и хлеб к еде не подавался.
— Боря, а ты знаешь что такое хлеб? — спросила Оля.
— Да, знаю, — ответил Боря, — это сорт пиццы.
Вечером в новостях по телевизору показывали заседание парламента в одной африканской стране, несколько белых присутствовало на этом заседании. Лёня спросил: «Почему там белые?» Оля ответила: «Их приготовили на ужин!» Я засмеялась, Даничка сверкнул глазами и на меня, и на Олю, просто растерзал взглядом! Оля стала оправдываться, что, мол, это такая шутка, как в анекдоте. Хорошо, что Лёнины дети не поняли, а Илюши не было в комнате.
— Даничка, мне негры даже нравятся, они весёлые, открытые, — продолжала оправдываться Оля. — Они похожи на русских, — тоже, наверно, не могут приспособиться к безумному темпу американской жизни.
Даничка, расслабившись, сказал совсем спокойно:
— Вас могут побить чёрные, если услышат, как вы говорите. В Хьюстоне в школе, когда меня дразнили «коми», я дрался.
— Это что значит — «коми»? — спросила сестра.
— Так дразнят коммунистов, — ответил Даничка.
—
— В Хьюстоне в школе дразнили.
— Как?
— Мат, посмотри, пени покатилось… У тебя длинный нос, потому что воздух бесплатный…
По мере того, как приближалось время её отъезда, Оля достаточно наудивлялась в Америке, смеялась, что её никто не изнасиловал, хотя предупреждали, что каждую минуту насилуют, никто не ограбил, хотя тоже советовали прятать кошелёк. Но больше всего удивилась, когда услышала, что в Америке бывает «домашнее изнасилование». Она сказала об этом Даничке:
— Я не верю, что бывают «дэйт рэйп»: знал человека, пришёл на свидание, и он тебя изнасиловал — это большой обман. Я была в Сибири в экспедициях среди одних мужчин, которые по полгода не видели женщин, и никто никогда меня не насиловал, и более того, мне никто из женщин не жаловался. Если кто и попристаёт, то шуганут, и всё…
— Оля, ты как чёрная, — сказал ей Даничка, — они тоже так считают, — дать сдачу мужику, и он отстанет. В белых семьях девочку воспитывают бояться мужчин… И если парень скажет: У… У…У… , то девочка считает, что всё… — её насилуют!
— Видишь, Даничка, разве твоя тётка может быть расисткой, если у неё чёрные взгляды, — произнесла «почерневшая» Оля.
— Привэт!
Зимние забавы
После рождества вся наша семья выезжала кататься в Белые горы Нью–Хэмпшира. Два или три часа, в зависимости от накала ссор между детьми, ехали мы в машине до Лунных гор, отрогов Белых, прикрепляя лыжи на подтяжках к крыше автомобиля и усаживая троих детей на заднем сидении. За время езды несколько раз машина останавливалась и съезжала на полосу крайней необходимости. Лёня увещевал детей, что не может управлять и вести их в горы для приятных забав, пока не прекратятся разногласия и потасовки. Угомонив детей и поправив лыжи, машина выезжала на дорогу для дальнейшего продвижения в сторону гор и развлечений.
В год присоединения сестры Оли, оказавшейся в Америке в пору нашего лыжного времяпровождения, наш автомобиль проскользнул путь до гор с одной только остановкой. Лёня провёл с детьми предварительную беседу о том, что толкаться в машине, когда впереди сидят три человека, — не следует. Он говорил, обращаясь к каждому из них, пока они укладывали и таскали вещи, прикрепляли лыжи. Лёня поругал их заранее даже без напоминания. «Напомни мне поругать Борю», — говорил Лёня, часто забывая о таком неприятном удовольствии.
В дороге Оля хотела поменяться местами с Даничкой, сидевшим на заднем сидении, но Даничка ответил: «У меня тут сэндвичи!»
От удивления сестра не могла ничего возразить, думая, что в Америке есть такие особые сэндвичи, которые привязываются к месту, которые нельзя переносить, и села впереди. Долго потом Оля вспоминала об абсурдных Даничкиных сэндвичах, вернее, о таком абсурдном ответе и ввела в поговорку при отказе и нежелании что-либо делать: «Я не могу — у меня тут сэндвичи.»
Дети всю дорогу тихо жевали сэндвичи, и с остановкой в винно–ликёрном безналоговом магазине Нью–Хэмпшира мы доехали до отеля.