По ту сторону жизни

Лесина Екатерина

И всенепременно в учебники войти. Без этого и жизнь не мила, а… остальное не важно.

Интересно, я тоже такой стану? Со временем? Буду готова за определенную сумму убить, продать… впрочем, я и сейчас готова, не стоит кокетничать. Просто сумма должна быть такой, чтобы окупить все, включая душевные терзания.

Плохо?

Отвратительно даже… в монастырь, что ли, съездить, помолиться? Или не поймут-с?

ГЛАВА 44

Мой супруг, кажется, поддался его настроению и всерьез размышлял над тем, стоит ли соглашаться, если ему предложат возглавить кафедру некромантии при императорской Академии. Даже я, кажется, вздохнула с немалым облегчением.

Ведь

если у нас получилось, то все не зря?

Она это у меня спрашивает?

Ах, матушка… жаль, тогда я была слишком мала и несведуща в коронных делах, иначе высказалась бы… определенно высказалась бы.

Лишь Фердинанд продолжал сомневаться. Он вновь и вновь перелистывал личные дела. Ежедневно присутствовал на осмотрах. Он допрашивал каждого на предмет тех самых чужих снов, и как-то пожаловался даже, что люди стали его избегать.

Я посоветовала отстать от них. А он отказался. Обмолвился, что сны не так уж безобидны, как нам кажется, а наши подопечные лгут. Увы, его идеи о заговоре даже мне показались несколько надуманными. А свекор и вовсе по считал их опасными. Какой заговор, когда почти готово представление его к ордену Морской звезды? И выше чести быть не может, ибо в его роду никто не получал подобной награды.

В его?

Матушка до конца не признала род своим. С чего бы это? Оказывается, я, полагавшая себя умной и проницательной — для своих лет я такой и была, — не видела многого.

Какими были отношения матери и деда? Или бабушки?

Нет, они все были взаимовежливы… улыбались… и меня любили.

А друг друга? Дед бабку несомненно. А отец мать? Еще недавно я была всецело уверена в этой самой любви, которая одна на всю жизнь и до гроба. Но тогда не приключилось бы истории с моей тетушкой. Да и дед поступил с женой не лучше…

Мне этого не понять.

Меня учили долгу перед родом, важности поддерживать доброе имя и вообще соответствовать, но…

Предложи мне дорогой супруг подобную авантюру, мигом услышал бы неиспорченное хорошим воспитанием, а потому искреннее, душевное даже мнение. А уж проверни за моей спиной… благо разводы в Империи не запрещены.

Терпеть?

Чего ради. Ни одна любовь подобного не стоит. Да и… какая любовь без уважения? Или доверия? А доверять человеку, который однажды предал меня ради высоких идеалов? Увольте. Не столь я и наивна.

Фердинанда отослали в столицу. Меня отправили к морю, поправлять здоровье и пошатнувшиеся нервы. И не буду лукавить, что я возражала.

О том, что произошло, я знала со слов свекрови.

Они действительно сговорились, там, во снах. Они сумели объединиться и вместе выйти за пределы мира тварного в иной, который неподготовленного человека сводит с ума. Именно там кому-то и пришла в голову идея умереть. Не одному, но всем, раз уж вышло так, что они оказались связаны между собой.

Откуда она узнала?

После нашли дневники. Их прятали, не сказать, чтобы тщательно, здраво рассудив, что за год наше внимание существенно ослабло.

Идиоты.

Нехорошо думать так о родственниках, тем более старших и давно ушедших в мир иной, но иначе не получается. А вот дядя… чувствую, наша беседа будет куда более интересной, нежели нам представлялось.

Они выбрали день официального закрытия.

Комиссия вкупе с председателем ее, человеком крайне неприятным, хотя и верным короне. Представление. Подробный отчет. И показ тех, кого свекор искренне полагал своими лучшими творениями. Он удосужился рассказать о каждом. И понимаю, что на комиссию это произвело впечатление. Двенадцать пар. Двенадцать успешных пересадок.

Цельность ауры.

Здоровье.

Разум, который казался неповрежденным.

Прорыв? И невероятные перспективы, которые открывались перед короной.

Рука матушки дрогнула и на бумаге осталась крошечная клякса, которую не стали зачищать.

После

представления подопытных оставили в комнате. После должно было состояться торжественное прощание. Мой свекор был человеком щедрым, а потому каждому заготовил весьма ценный подарок, не говоря уже о торжественной речи, которую он, зная характер, собирался произнести не только перед комиссией. И тем ужасней было обнаружить в этой комнате, где все готово было для торжества, две дюжины тел.

Они перерезали горло.

Некоторые — друг другу. Другие — эгоистично себе. И я лишь радуюсь, что избавлена была от сомнительного удовольствия видеть это.

Стоит ли говорить, что проект был закрыт.

Стоит удивиться, что этот треклятый проект не закрыли раньше.

Мой свекор был раздавлен. Тогда, пожалуй, я впервые увидела в нем не мага, но человека, и не буду лукавить, что человек этот пришелся по душе. Скорее уж напротив, он, расстроенный единственно крушением собственных планов, казался мне отвратительным. Он горевал не о людях, но о том, что труды его будут засекречены, а то и вовсе признаны запрещенными. Практика остановлена, а имя так и не войдет в историю.

Хуже всего, что мой супруг отчасти разделял это мнение.

Он полагал запрет необоснованным. Как же, мы так далеко продвинулись, мы почти достигли успеха, и тут запрет. Он был громок и несдержан в своих высказываниях, а еще грозился подать апелляцию его императорскому величеству, который должен был сполна оценить перспективы этой разработки.

Я почесала кончик носа.

Судя по тому, что об этой разработке никто так и не узнал, апелляция не состоялась или до аудиенции дело не дошло. Или его императорское величество оказалось куда более вменяемым, нежели можно было надеяться.

Крамольные мысли, но… будучи человеком вполне взрослым, я прекрасно осознавала: власти мыслят категориями, далекими от понятий морали и нравственности. А проект, что уж говорить, был заманчив грядущей выгодой.

Как же… идеальное общество.

Мы стали часто ссориться. Он упрекал меня в том, что я изначально не разделяла идеалы семьи и работала недостаточно усердно. Дело мало не доходило до прямых обвинений. И слышать подобное было горько. Я всерьез за думалось, с тем ли человеком связала свою жизнь.

Оглядываясь назад, я понимаю, что была лишь выгодным приобретением. Любовь? Возможно, некое ее подобие, ибо мой супруг отвратительно безэмоционален. Является ли это результатом давнего эксперимента? Либо же ценой за полученную силу? Не знаю. Но уверена, что рано или поздно он повторит попытку получить сына. Род наследуют мужчины.

А дочь — лишь ресурс, которым можно будет воспользоваться.

Ресурс стало быть.

И вот обида ли в матушке говорит накопившаяся или же не вовремя проснувшийся здравый смысл, не знаю. Скорее всего и то, и другое вместе. Однако, похоже, стоит порадоваться, что отец ушел рано.

Я как-то не задумывалась, что бы было, останься он в живых.

А что бы было?

Род наследуют мужчины. Это я знаю. Учила.

Нас никогда-то не было много… два мальчика в семье — скорее исключение, нежели правило. Наследник. И опора наследника, которая, как правило, до самой смерти своей служила роду… добровольно ли? Ох, что-то я сомневаюсь… и боковых ветвей не существовало. Мне всегда это казалось нормальным. Но теперь я явственно осознала: это как раз-то не нормально. Почему никто из младших сыновей не обзавелся семьей? Не стал отцом? Не создал какую-нибудь младшую ветвь, к которой я могла бы обратиться со спокойной душой, отобрав пяток подходящих кандидатов в наследники? Нет же… даже если взглянуть на любезных дядюшек моих. Мортимер сосет из жен жизнь, а потому потомство вряд ли даст. Подозреваю, случись вдруг какой несчастной забеременеть, она попросту не сумела бы выносить плод. Сожрал бы изнутри. И… стоит порадоваться, что эта ветвь прервется сама собой.