По велению сердца
Шрифт:
Хищно взглянув на брата, Финн пулей вылетел из дома. Попытался было хорошенько хлопнуть дверью, да верный Дженкинс успел ее закрыть аккуратно, без шума.
Дункан вернулся к письменному столу. Пламя за каминной решеткой билось ровно, хоть и неярко. Вера, надежда и любовь казались сияющими идеалами, без которых жизнь лишена смысла. Тогда почему того, кто им следует, ждет разочарование?
Сегодня Эйслин у себя в комнате. Наверное, будет лучше, если они с Джо проведут обычный вечер вдвоем, прежде чем он уедет в оперу. Они
Дункан решил, что опера его немного отвлечет. Несмотря ни на что, его сердце запело при мысли о том, что он увидит леди Маршу. Вспомнит ли она, что случилось вчера? Заметила ли эту странную связь, что не отпускала их и после того, как они попрощались на улице?
Тиканье часов на каминной полке гулко отдавалось в тишине. С каждой минутой отъезд Эйслин — как и неизбежное горе Джо — становился ближе.
Дункан налил себе еще бренди и поклялся забыть, по крайней мере до завтрашнего утра, что с грядущим кризисом ему предстоит сразиться в одиночестве.
Глава 18
Марша не знала, что думать. Ей следовало бы возликовать, когда Финн прислал маме записку, в которой извещал, что все-таки приедет в оперу вместе с братом. Но вместо сладостных предчувствий, которые, несомненно, должна была навеять эта новость, Марша поняла, что у нее разболелась голова.
— Что случилось? — спросила Дженис, когда они собирались в оперу.
— Ничего, — отрезала Марша.
— Ты разве не рада, что мистер Латтимор тоже там будет?
— Рада! — чуть не крикнула Марша, кивнув.
Лицо Дженис приняло озадаченное выражение.
— Ты волнуешься?
— Нет, — ответила Марша. — То есть да. Но не знаю почему. — Она робко улыбнулась сестре. — Извини.
— Ничего. — Дженис посмотрела на нее с интересом. — Ты явно чем-то расстроена. Чем?
Марша уставилась на сестру.
— Не знаю!
Но стоило чуть-чуть задуматься, и все встало на свои места. Отчего это — как только она решила связать пресловутые «разорванные концы» с Финном, в ее мечтах прочно поселился лорд Чедвик, которого она вроде бы терпеть не могла? А его брат, кем она так восхищалась, пальцем не ударил ради того, чтобы заставить ее сердечко биться чаще.
Она никак не могла с этим смириться.
И Марша сердилась, потому что совсем запуталась, а она любила, чтобы все было просто и ясно. Ни одна разумная женщина — тем более начальница школы — не любит неопределенности.
Дженис обняла ее за плечи, хотя Марша только что была с ней груба.
— Сегодня ты забудешь свои тревоги. Ведь мы едем в оперу!
Марша подхватила:
— Мы замечательно проведем время! А ты будешь сверкать, как ярчайший из алмазов.
В Королевском театре Дженис вдруг смутилась и отказалась сидеть в первом ряду ложи.
К ним уже явились гости, главным образом мужчины, отдающие дань красоте сестер.
Вспомнив, что говорила Лизандра насчет отсутствия у нее вкуса, Марша порадовалась, что на ней бледно-голубое атласное платье с рукавами-фонариками. Платье было куплено готовым у модистки и подогнано по ее фигуре.
Кэрри проявила поразительное искусство, уложив ее волосы а-ля Сафо и вплетя в прическу золотую ленту. Маркиза одолжила дочери нитку жемчуга, с которой свисал крупный сапфир в окружении алмазов — настоящее произведение ювелирного искусства! Мать сказала так:
— Ты не дебютировала в Лондоне, поэтому я настаиваю, чтобы ты произвела впечатление сегодня, во время семейного выхода.
Дженис обернулась к Марше, ее глаза возбужденно сияли.
— Я в восторге, что наконец попала в оперу!
— И ты прекрасно выглядишь, как и положено леди в опере.
Дженис была в изысканном муслиновом платье цвета слоновой кости с блестками, которые сверкали в свете пылающих газовых ламп.
Питер, каштановые волосы которого были причесаны а-ля «испуганная сова», поправил шейный платок и с улыбкой оглянулся на сестер:
— Надеюсь, что вы не будете болтать все представление.
— Почему? — Дженис была настроена его подразнить. — Ты собираешься внимательно слушать пение? Или наша болтовня помешает тебе спать? Нам за твоей безумной прической все равно ничего не видно.
Марша засмеялась.
— Наверное, он будет разглядывать сопрано из-под своей челки. Я слышала, она просто красавица.
— Да, она красива, — сказал Грегори. — На днях я хотел послать ей цветы, да папа не разрешил.
Отец оглянулся.
— Питер, каковы правила? Нужно напомнить Грегори.
— «Не связываться с оперными певицами или актрисами», — почтительно сказал Питер. Но сам он едва слышал себя, потому что разглядывал хорошенькую молодую леди в ложе напротив, дочь виконта Пинкертона.
— А я думал, что правило звучит так: «Не нужно подлизываться», — весело сказал Грегори.
Мать ответила ему улыбкой:
— Это тоже одно из правил.
— Как, например, такое: «Позаботься прежде о лошади, а потом о себе», — добавил Питер.
— Это наше любимое, — усмехнулся Грегори. — Как и вот это: «Плати по счетам, прежде чем их предъявят к оплате».
Их отец — просто кладезь всяческих правил. Марша и Дженис весело переглянулись.
— Как насчет вот этого: «Грешно пользоваться нежными чувствами молодых леди»? — продолжал Питер. — Но, папа, последние одиннадцать лет моей жизни три сестры помыкают мной как хотят. Ты уверен, что у молодых леди бывают нежные чувства?
Братья рассмеялись, и Дженис стукнула их веером.