По велению сердца
Шрифт:
Отец внимательно посмотрел на нее.
— Неужели ты все еще питаешь к нему нежные чувства? И брак сестры с Финном разобьет тебе сердце?
Она невольно рассмеялась.
— О нет, папа. Он мне совсем не нравится. Но если Дженис выйдет за него, я буду в отчаянии.
Свободной рукой он приподнял ее подбородок и взглянул на нее поверх очков.
— Ты должна объясниться.
— Я все объясню, — сказала она. — Но ты занимайся розами, прошу тебя.
Он нахмурил лоб, но продолжил работу, как она и просила. Щелк!
«Господи, дай мне
— Несколько лет назад, — начала она, — нам с Финном выпали несколько недель, во время которых мы видели только друг друга. Это часто бывает с молодыми людьми. Особенно во время долгого путешествия.
Отец взглянул на нее с улыбкой.
— Знаю, дорогая. У меня тоже так бывало.
Щелк. Щелк.
— Мы вместе путешествовали до Ливерпуля, — продолжала Марша. — Потом до Дублина. А вечером моего шестнадцатого дня рождения… — Она запнулась. — Папа, я ему отдалась.
Щелк. Целая розовая плеть упала чуть ли не им на головы.
— Вот черт! — сказал отец, взглянув на Маршу.
Ее глаза налились слезами.
— Он сказал, что мы убежим в Гретна-Грин. А сам на следующее утро сбежал в Америку. Написал мне письмо, что брат заставил его уехать. Написал — все это для того, чтобы нас разлучить.
Отец бросил ножницы и обнял Маршу за плечи. Она видела, как он опечален. Что верит ей с трудом.
— Правда состояла в том, — прошептала она, — что Финн сам захотел уехать. Брат собирался оставить его дома еще на год-два. Финн попросил лорда Чедвика отправить его в Америку раньше срока. Разумеется, лорд Чедвик не догадывался, что произошло между нами. Решил, будто Финн наконец надумал стать взрослым, самостоятельным человеком и начать новую жизнь, управляя поместьем неподалеку от Ричмонда. А Финн, я думаю, просто испугался, что придется продолжать наши отношения. Или, быть может, боялся, что все откроется, и ему придется на мне жениться.
— О, моя дорогая Марша. — Вокруг глаз маркиза и в уголках его губ залегли глубокие складки. — Должно быть, тебе пришлось пройти через ад.
Он прижал ее к груди, и Марша позволила себе негромко расплакаться.
— Я боялась сказать вам с мамой.
— Надо было сказать, дорогая. — Он обнял ее крепче. — Семья — это семья. Мы бы поддержали тебя в любом случае.
— Теперь я это знаю. — Отстранившись, она вытерла слезы кончиками пальцев.
Отец нашарил носовой платок в кармане сюртука и протянул ей.
— Я рад, что ты все мне рассказала, — произнес он с таким сильным ирландским акцентом, которого она у него никогда не слышала. — Ты храбрая девочка. Пытаешься защитить сестру. Открыла тайну, которую, полагаю, собиралась хранить вечно.
— Ты прав, — кивнула она. — Я думала, что унесу ее в могилу.
— Тогда мне следует радоваться не только за Дженис, но и за тебя — что ты не стала дожидаться. — Он смотрел на Маршу с печальной улыбкой. — Нельзя жить, если твою душу гнетет столь тяжелая ноша.
— Мне уже лучше, папа. — Она прикусила губу. — Хотя, конечно, чувствую, что виновата —
— И этого нам не избежать, пока мы живы, — ответил он, направляясь к садовому домику, чтобы убрать ножницы. — Но вместе мы все выдержим! — крикнул он из-за двери.
Марша заглянула в скромный домик. Отец в углу составлял цветочные горшки один на другой и сметал какой-то мусор. Наверное, ему самому нужно было время, чтобы собраться с духом.
Бедняга. Что ж, она не будет его торопить. Ее признание стало для него ударом.
Она обежала взглядом пыльное помещение, и ее пронзила острая боль воспоминаний. Здесь у нее было чудесное свидание с Дунканом. Забавно — ей совсем не было стыдно, хотя только что она призналась отчиму, который стал для нее настоящим отцом, что переспала с Финном.
Дункан — это другое. Он заботился о ней. Хотел на ней жениться.
Но любит ли он ее? Она не знала. Зато понимала, что вступила в запретную связь с ним, полностью отдавая себе отчет о возможных последствиях.
Стоя возле домика, она тем не менее устремила взгляд на кусты рододендрона и на фонарный столб. Здесь ее целовал Дункан. Он не принял ее «нет» в качестве ответа. Тут Марша улыбнулась. А потом граф спросил, кто о ней заботится.
Горькое, мучительное воспоминание. Марша закрыла глаза.
Вспоминая, какие моменты разделили они на двоих, плохие ли, хорошие, Марша поняла, что не может больше обманываться. Не следует тешить себя иллюзией, будто она с ним вместе потому, что он добрый друг и хороший человек, которому к тому же повезло родиться потрясающе красивым и научиться изумительно целоваться.
Марша усмехнулась. Она его любит! Полюбила всем сердцем и душой. Это открытие стоило ей новых слез, но она поспешила их утереть.
Что тут сделаешь? Не время сейчас для новых страданий.
— Что мы скажем маме? — спросила она отца минуту спустя, когда он вышел из домика и притворил за собой дверь.
— У нас с твоей матерью нет секретов друг от друга. И я думаю, пусть она узнает. Так будет лучше всего. Она сумеет утешить тебя, как полагается матери.
Мать действительно умела утешить. Марше очень повезло — у нее самые добрые в мире родители. Отец не стал ее наказывать. Вряд ли мать захочет это сделать — тем более прошло столько лет. Тем более что теперь она и взрослее, и умнее.
— Разумеется, мы не станем говорить Дженис, — продолжал отец. — Ей незачем знать.
— Благодарю. — Она снова обняла отца. — Мне жаль твои розы.
Он рассмеялся.
— Не все так плохо. Вырастут еще сильнее и красивее, чем раньше. Для того и нужна розам обрезка. Кстати, девочка моя, — он погладил ее по руке, — это справедливо и по отношению к людям. Ты становишься сильнее благодаря ранам, которые заставили тебя страдать. Не думаю, что та Марша, которую я знал до того, как все это произошло, смогла бы командовать целой школой. Она была милой веселой девочкой, не знавшей ни забот, ни хлопот. Думаю, она бы быстро сдалась.