По воле Посейдона
Шрифт:
Диоклей сосчитал монеты. Они музыкально позвякивали, когда он раскладывал их в кучки по десять штук.
Соклей отнес яйца обратно в клетки на юте. Его дважды клюнули, когда он клал их на место. Соклей подозревал, что Диоклей воспользовался возможностью присвоить несколько драхм Алексидама, отсчитывая деньги: начальник гребцов был не промах.
Алексидам продолжал ныть и скулить, и наконец Менедем не выдержал и заявил:
— Если ты не заткнешься, мы заткнем тебе рот кляпом. Ты сам во всем
После этого наемник утих, но взгляд его был весьма красноречив.
Летучая рыба выпрыгнула из воды и помчалась по воздуху. Но вместо того, чтобы упасть обратно в море, невезучая рыба приземлилась на колени гребцу.
— Вот это я понимаю! — воскликнул парень, схватив ее. — Впервые вижу, чтобы мой опсон сам ко мне пришел.
Дельфины тоже выпрыгивали из воды.
Соклей вспомнил, что именно из Тарента Арион пустился в то путешествие, после которого дельфин вынес его на берег на мысе Тенар. Когда он сказал об этом Менедему, тот ответил:
— Ясное дело, ведь именно поэтому в Таренте чеканят на монетах человека верхом на дельфине.
Соклей раздраженно фыркнул. Он и сам это знал и не должен был забывать.
— Теперь, когда закончили вычерпывать воду, я могу выпустить павлинов из клеток? Мы же хотим, чтобы они были в самой лучшей форме, когда прибудем в Тарент.
— Давай, — согласился Менедем. — Надеюсь, упражнения пойдут им на пользу.
И впрямь, птицы, казалось, горели желанием побегать по «Афродите». Спустя некоторое время энтузиазм Соклея поубавился. Однако и он, и моряки, которых он назначил себе в помощь, оставались с павлинами, не спуская с них глаз.
Каждая из птиц получила свою порцию упражнений и была возвращена в клетку. Соклей надеялся, что три яйца не пострадали от того, что Алексидам их украл и держал вдали от пав. Когда он спешил мимо Алексидама обратно к павлинам, наемник прорычал:
— Мне и в голову не приходило, что кто-то следит за тем, сколько именно яиц отложили несчастные птицы?
— Я слежу за всем и вся, — ответил Соклей.
Алексидам отпустил на его счет довольно мерзкую шуточку. Соклей больно наступил вору на ногу, и тот выругался.
А тойкарх сказал:
— Я же говорил тебе, что слежу за всем. — И продолжил свой путь, чтобы снова наблюдать за павлинами.
Все шло своим чередом, когда в полдень шестого дня, считая с тех пор, как они оставили Закинф, впередсмотрящий на носу — на этот раз не Аристид, а Телеф, один из тех, кого Диоклей подобрал в последний момент перед уходом с Родоса, — прокричал нараспев:
— Земля! Земля прямо по курсу!
Менедем, стоявший на кормовых веслах, сказал:
— Неплохо. Отнюдь неплохо. Шторм нас почти
Он громко окликнул Телефа:
— Ты не видишь, что там за земля? Это должна быть Италия, но рядом с какой примерно частью берега мы находимся?
— Прости, капитан, не могу сказать, — ответил моряк. — Я впервые в этих водах.
Соклей тоже пристально всматривался в горизонт на северо-западе, как и все остальные на «Афродите», кроме сидевших на веслах моряков. Последние, естественно, смотрели в другую сторону. Соклей пока не видел земли.
Он встал посреди судна, рядом с павой, которая вспрыгнула на банку гребца. Пава тоже уставилась вперед, но всего лишь на пару биений сердца. Потом, воспользовавшись тем, что Соклей на мгновение отвлекся, она подпрыгнула вверх и, захлопав крыльями, рванулась вперед, словно хотела добраться до далекой земли.
Ее движение привлекло внимание Соклея — на мгновение позже, чем следовало.
— О боги! — закричал он в ужасе и схватил птицу.
Но в своем отчаянном броске он сумел ухватить только хвостовое перо — никому не нужное хвостовое перо.
— О боги! — закричал он снова, когда пава плюхнулась в море примерно в десяти локтях от «Афродиты».
— Табань! — закричал Диоклей. — Остановите судно!
Соклей сдернул через голову тунику и сам вспрыгнул на скамью гребца, готовый нырнуть вслед за павой — в отличие от большинства гребцов, он умел плавать.
Но, прежде чем он оказался в воде, пава, которая плыла на удивление споро, испустила вопль и исчезла.
Соклей так и не узнал, кто ее схватил — акула? один из дельфинов? — но она исчезла.
Всплыло лишь несколько пузырей. Вот и все.
— Продолжайте грести, — велел Менедем морякам безжизненным от потрясения голосом. — Продолжайте, теперь уже все равно.
Когда гребцы вошли в обычный ритм, капитан «Афродиты» произнес одно только слово:
— Соклей. — И жестом велел двоюродному брату подняться на ют.
Алексидам злорадно засмеялся, когда тот проходил мимо него. Не замедляя шага, тойкарх ударил наемника по лицу.
Соклей поднялся на ют с таким видом, будто его собирались пырнуть мечом. Диоклей молча уступил ему дорогу.
Подойдя к Менедему, Соклей сказал:
— Говори все, что хочешь. Делай все, что захочешь. Я заслужил самое суровое наказание.
— Что толку теперь ругаться, — ответил Менедем. — Все равно уже ничего не исправишь. Я с самого начала думал, что, если мы доберемся до Италии со всеми павлинами, то это будет почти невероятное везение. Нам почти это удалось. Хвала богам, мы не потеряли самца.
Он хлопнул Соклея по спине.
— Мы продадим оставшихся птиц по чуть более высокой цене, вот и все. Забудь.