По воле Посейдона
Шрифт:
— Ты мог бы делать это каждый день, если ты покупать мне теперь.
— Если я буду делать это каждый день, я вскоре свалюсь замертво, — ответил Соклей.
— Не такой большой, сильный мужчина, как твоя милость, — возразила кельтка, тряхнув головой так, что ее медные локоны разлетелись в разные стороны.
— Я сказал это, чтобы тебя похвалить, — объяснил Соклей.
В ответ Майбия оглядела кавалера из-под полуопущенных ресниц и принялась искушать его не уходить, каким бы пресыщенным он себя ни
Теперь, удовлетворив зов плоти, родосец решил удовлетворить любопытство.
— Как ты стала рабыней? — спросил Соклей. — Почему ты не в Северной Италии, замужем за каким-нибудь кельтским воином?
— Я бы там быть, если бы не три римских торговца. Чтоб им сгореть, где они ни есть сейчас, — ответила она. — Я ухаживать в поле за коровами — это работа для молодого человека, но у моего отца не оставалось живых сыновей — когда римские воины пришли на дорогу. Они увидеть меня и решить — я стою больше того, что они собирались продавать. Они заманить меня ближе, спрашивая, где могут найти воды, потом схватили меня и унесли. Это было недалеко — увезти меня из страны кельтов, и они сделали так, прежде чем мужчины из моей деревни узнавали. Они изнасиловали меня, а потом продали и… — Она пожала плечами. — И вот я здесь.
Соклей кивнул.
Большинство рабов, не рожденных в неволе, могли бы рассказать подобные ужасные истории.
Майбия продолжала:
— Я теперь смотреть на этого Тития Манлия, который управляющий для Гилиппа, и смеяться, зная, что это может случиться и с римлянин… Хотя, скорее всего, те, кто его поймать, не задирать его хитон, он же такой уродливый и все такое.
— Значит, он римлянин? — спросил Соклей. — Признаться, я не могу как следует разобраться во всех этих италийских племенах. Непохоже, чтобы хоть одно из них стало когда-нибудь слишком многочисленным.
Когда Соклей поцеловал Майбию на прощание, она вцепилась в него и пробормотала:
— Тебе бы не понравилось взять меня себе теперь?
Приподняв бровь, он ответил:
— Моя дорогая, ты очень мила, и ты бесподобна в постели. А теперь я скажу кое-что, что поможет нам лучше поладить: не докучай мне просьбами. Чем больше ты вынуждаешь меня сделать то-то и то-то, тем больше шансов, что я так не поступлю. Ты поняла?
— Угу, — сказала она тихо.
Вспышка гнева мелькнула в ее зеленых глазах, но Майбия всеми силами постаралась ее скрыть и лишь добавила:
— Ты бесподобный, верно?
— Так все говорят, — ответил Соклей и ушел.
«Она хочет, чтобы я в нее влюбился, — подумал он, шагая к дому. — Влюбленные мужчины тратят много денег и совершают всевозможные глупости».
Менедем, похоже, влюблялся в каждом городе по меньшей мере в одну женщину. Но жизнь торговца, который никогда нигде не остается надолго, вероятно, удерживала его двоюродного брата от
Когда Соклей вернулся домой, Менедем весь сиял. А еще он исполнял одну из песен, которые накануне звучали на симпосии в доме Гилиппа. Соклей с обличающим видом указал на него пальцем.
— Ты снова ухлестываешь за женой торговца рыбой!
— Не имею ни малейшего понятия, о чем ты говоришь, мой дорогой друг. — Менедем сильнее всего действовал на нервы двоюродному брату, когда пытался принять самый невинный вид.
— Да уж конечно! — сказал Соклей.
— Слушай, успокойся, — отозвался Менедем, а потом перешел в наступление: — Пока ты покупал безделушки для своей любовницы и занимался тому подобными глупостями, я беспокоился о делах. Кратий наконец заплатил за паву назначенную нами цену.
— Это хорошо, — ответил Соклей. — Теперь у нас остались всего две проклятущие твари да еще птенцы.
Птенцы бегали по двору, пищали, клевали зерно, жучков и ящериц и время от времени — друг друга.
— Я купил гусыню, чтобы она помогала павам высиживать яйца, — сказал Менедем. — Судя по всему, самки павлина не очень хорошие матери.
— Это верно, — согласился Соклей. — Хорошо, что птенцы могут позаботиться о себе почти с момента рождения, а то бы пропали, бедняги.
Он посмотрел на гусыню, которая действительно выказывала куда больше интереса к высиживанию яиц, чем любая из оставшихся пав.
— Мне жаль, что одна из глупых птиц прыгнула в море, — со вздохом продолжил Соклей.
— Мне тоже жаль, — ответил Менедем. — Но тут уж ничего не поделаешь.
Он приподнял бровь.
— Ты собираешься купить эту рыжеволосую малышку кельтку?.. Хотя какую там малышку! Эту большую кельтку, хотел я сказать, — и увезти с собой?
— Во всяком случае, она меня на это подбивает, — признался Соклей.
— Еще бы, — кивнул Менедем. — И ее можно понять. Если бы ты сам застрял в борделе, разве ты не мечтал бы оттуда выбраться?
— Только самый отчаявшийся хозяин борделя стал бы держать меня вместе со своими хорошенькими мальчиками, — заметил Соклей, чем вызвал у своего двоюродного брата приступ смеха. — Знаешь, а она очень красивая… — серьезно заявил он.
— Тебе виднее, — перебил Менедем.
— Мне она кажется красивой, значит, она и впрямь красива, — сказал Соклей. — Она красива, и у нее есть много причин быть со мной милой, и…
— Так чего тебе еще желать? — снова перебил брата Менедем.
— Я желаю, чтобы со мной были милыми, даже если на то нет веских причин, — ответил Соклей. — Но речь сейчас не обо мне. Речь идет о тебе… По крайней мере, шла, пока ты ловко не сменил тему разговора. Ты и эта Филлис…