По воле Посейдона
Шрифт:
Конечно, если они сейчас ждут наверху, потихоньку хихикая, то все равно уже ничего не исправить. Что ему теперь делать — развернуться, ринуться вниз по лестнице и выбежать за дверь? Менедем помотал головой. А разве божественный Ахиллес на его месте поступил бы так? Или хитроумный Одиссей?
«Хитроумный Одиссей проявил бы достаточно здравого смысла, чтобы вообще сюда не явиться, — подумал Менедем. — И хитроумный Одиссей, в отличие от Гилиппа, был к тому же достаточно везучим, чтобы жениться на верной женщине».
Менедем колебался
Его собственное имя прозвучало в ответ так же тихо;
— Менедем?
Он открыл дверь, скользнул внутрь и закрыл ее за собой.
Филлис, укрытая большим гиматием, лежала на кровати, ожидая любовника. Глаза Менедема метнулись туда-сюда. Гилиппа в комнате не было. Не оказалось тут и его вооруженных друзей. Все было так, как и должно было быть.
И все-таки он не смог удержаться от вопроса:
— А где твой муж?
— Его брат устроил симпосий, — ответила Филлис. — Какие-нибудь маленькие рабыни этой ночью дадут Гилиппу то, что он хочет. И — вот…
Она сбросила плащ и теперь лежала на постели обнаженной; ее тело в свете лампы казалось белым, как молоко.
— А ты можешь дать мнето, что я хочу.
— Сделаю все, что в моих силах.
Менедем стянул через голову хитон.
— Рабы не проболтаются? — спросил он, растянувшись рядом с ней.
Филлис покачала головой.
— Вряд ли. Я обращаюсь с ними лучше, чем Гилипп. Если он придет домой раньше, они меня предупредят.
Она потянулась к Менедему.
— Но я не хочу думать сейчас о Гилиппе.
Как и любой мужчина-эллин, Менедем привык использовать женщин ради собственного удовольствия. Но сейчас перед ним была женщина, которая сама желала получить удовольствие. Он улыбнулся, потянувшись губами к ее груди. Может, Филлис и использовала его, но ведь и он делал то же самое. Женщина низко заурчала и прижала к себе его голову.
Вскоре она оказалась на четвереньках на краю постели. Когда Менедем начал выбирать такой способ, чтобы любовница случайно не забеременела, Филлис покачала головой.
— Это всегда больно, — сказала она. — И я бы предпочла носить твоего отпрыска, а не его.
— Хорошо. — Менедем чуть пошире раздвинул ноги и начал заново.
Он двигался медленно, растягивая удовольствие — свое собственное и Филлис. Вскоре она рванулась назад, к нему, так же сильно, как он в нее вошел, и испустила негромкий крик, похожий на тот, что издала во дворе в ночь симпосия. Мгновение спустя кончил и Менедем.
Поскольку он был молод, ему понадобилось немного времени, чтобы
— Гилипп бы уже давно храпел, — сказала она.
— Кто? — спросил Менедем.
И оба рассмеялись.
И снова Менедем не торопился. В первый раз он сам решил не торопиться, а во второй ему поневоле пришлось действовать не спеша. Даже после того как Филлис издала свой кошачий вопль наслаждения, он все продолжал и продолжал, приближаясь к собственному пику удовольствия.
Он почти достиг его, когда передняя дверь дома Гилиппа отворилась.
— Хозяин! — воскликнула рабыня громче, чем следовало бы. — Почему ты так рано вернулся?
Филлис задохнулась, но на этот раз вовсе не от наслаждения.
Когда ее муж прорычал:
— Потому что поссорился со своим идиотом братцем, вот почему, — она дернулась прочь от Менедема.
Он протестующе зашипел, но потом голос Гилиппа донесся от самого подножия лестницы:
— Я подбил ему глаз — этой жалкой, бессильной обезьяне!
— Ну и ну! — воскликнула рабыня. Потом продолжила: — Господин, думаю, хозяйка спит. Она не ожидала увидеть тебя раньше завтрашнего утра.
— Стало быть, я ее сейчас удивлю, — сказал Гилипп, начиная подниматься по лестнице.
Менедем схватил свой хитон.
Филлис указала на окно и задула лампу.
Внизу, во дворе, рабыня еще о чем-то спрашивала Гилиппа, пытаясь его задержать. Но что именно она говорила, Менедем не слышал.
Он вышвырнул тунику за окно, потом выбрался из окна сам. Вместо того чтобы просто прыгнуть, юноша на мгновение повис, цепляясь руками за подоконник, и только потом разжал пальцы и упал: так было куда безопаснее.
И все равно он подвернул лодыжку, сильно ударившись о землю. Крепко прикусив губу, чтобы не вскрикнуть от боли, Менедем схватил хитон как раз в тот миг, когда Гилипп уже вошел в комнату Филлис и заговорил:
— Это еще что такое? Похоже, там пытается проникнуть в дом ночной грабитель?
Менедем захромал за угол как можно быстрей и услышал ответ Филлис:
— Думаю, это просто собака, о муж мой.
— Хорошенькая же собака, просто великан! И к тому же порядком неуклюжая собака, — с сомнением произнес Гилипп. Должно быть, он выглянул в окно, потому что вскоре продолжил: — Не вижу никакой собаки. Но не вижу и взломщика, поэтому, думаю, все в порядке.
Наверное, он снова повернулся к жене — его голос стал глуше, и Менедем с трудом расслышал, удаляясь:
— Иди сюда.
— Повинуюсь, — ответила Филлис так спокойно, словно никакие другие мысли не тревожили ее ум и никакой другой мужчина не входил только что в ее тело.
«Гилипп не получил от танцовщицы этой ночью того, чего хотел, поэтому получит все, что сможет, от своей жены», — подумал Менедем, натягивая хитон.
Сам-то он не получил от Филлис всего, чего хотел.