По воле Посейдона
Шрифт:
— Да? — подбодрил его Менедем, когда Соклей запнулся.
— Ладно, не важно, — пробормотал тот.
Менедем снова поднял бровь, на этот раз удивленно.
Соклей вдруг взглянул на дело по-другому. Он понял, что у жены Гилиппа как раз и не имелось никаких корыстных причин одаривать своим вниманием Менедема. Он привлекал ее сам по себе. Неудивительно, что Менедем готов был к ней вернуться.
Еще раз вздохнув, Соклей произнес:
— Ради всех богов, будь осторожней. Я не моряк, ты же знаешь, и не хочу, чтобы мне пришлось самому
— Я так рад, что ты заботишься обо мне, — засмеялся Менедем. — А разве я когда-то бывал неосторожным?
— Мне вспоминается одна весна на Галикарнасе, — сухо проговорил Соклей.
— Я же тогда выкрутился!
— Да, выкрутился, но уже больше не можешь туда вернуться, — заметил Соклей. — И мы не готовы так же спешно оставить Тарент, как оставили Галикарнас. Пойми, ты можешь подвергнуть риску не только себя, но все судно.
Соклей надеялся, что хоть этот довод проймет Менедема, если уж остальные аргументы до него не доходят.
Но Менедем только похлопал его по спине со словами:
— Все будет в порядке. Вот увидишь.
Соклей воздел руки к небу. Таких людей отговаривать бесполезно.
— Будь осторожен, — повторил Соклей.
Хотел бы он, чтобы ему не приходила в голову мысль о разнице между женщиной, которая отдается по желанию, и женщиной, которая отдается за деньги. Теперь он чувствовал себя не вправе убеждать Менедема не ходить по чужим женам, а утолять свои желания в борделе, каким бы разумным ни казался этот совет.
Менедем ухмыльнулся.
— Я расскажу тебе обо всем завтра утром.
— Не думаю, что мне захочется это услышать, — ответил Соклей, и Менедем улыбнулся еще шире.
«Надеюсь, у тебя будет шанс рассказать обо всем завтра утром», — подумал Соклей и сплюнул в подол туники, чтобы отвратить беду, хотя и не сказал ни слова.
Менедем озадаченно посмотрел на него, но Соклей не стал ничего объяснять.
Солнце, казалось, решило никогда не заходить. Менедем был уверен, что вчера оно село куда быстрей. Как только вечерний свет наконец померк на западном небосклоне, он подошел к двери дома и сказал стоявшему на страже Аристиду:
— Я ненадолго выйду.
— Тогда увидимся позже, шкипер, — ответил моряк. — Ты не собираешься нанять факелоносца или двух?
— Нет. Я хорошо знаю дорогу, — ответил Менедем.
Аристид засмеялся, уверенный, что это шутка.
Менедем, однако, не шутил. Он провел сегодня днем немало времени, расхаживая по улицам и аллеям, лежавшим между его домом и домом Гилиппа.
Если что-то пойдет не так — сохрани от этого Афродита — и придется бежать, он не будет мчаться в темноте наугад.
«Надеюсь, что мне все-таки не придется убегать», — это была первая мысль, промелькнувшая в голове Менедема, когда он шагнул на улицу. Все выглядело не так, как при свете дня. Ему пришлось оглядеться, чтобы найти путеводную звезду Зевса — теперь она стояла на юго-востоке куда ниже, чем
Менедем считал углы улиц, шагая к дому Гилиппа.
«Интересно, смогу ли я сделать то же самое, если буду бежать изо всех сил, спасая свою жизнь?» — гадал он.
Потом сердито тряхнул головой.
«Я становлюсь таким же пугливым, как Соклей».
Он попытался вообразить своего двоюродного брата, отправляющегося заниматься любовью с чужой женой, и спустя мгновение снова тряхнул головой. Такая картина отказывалась вставать перед его мысленным взором.
Менедем продолжал считать углы. Сейчас он не бежал, спасая свою жизнь, но шел тихо, осторожно, стараясь не привлекать ничьего внимания. Немногие бродят по городу ночью с благими намерениями. Еще меньше людей ходят без сопровождения факельщика, а иногда и целой группы факельщиков, освещающих дорогу.
Услышав приближающиеся шаги, Менедем нырнул в самую густую тень, какую только смог найти, и затаился. Мимо прошли двое, негромко разговаривая — похоже, не по-эллински. Но Менедем не имел никакого желания завести с ними знакомство и выяснить наверняка, на каком языке они беседуют.
Нашел ли он дом Гилиппа? Менедем склонил голову к плечу и некоторое время рассматривал здание, поглаживая подбородок. Кожа была очень гладкой: в полдень юноша побрился, пустив в ход душистое масло, чтобы смягчить волоски.
Вскоре Менедем решил, что дом не тот — очертания крыши выглядели незнакомыми. Остается надеяться, что он все-таки не сильно просчитался и уже где-то близко от цели. В противном случае Филлис взбесится, а Соклей будет только рад.
— Вот здесь! — наконец прошептал Менедем.
Он даже вышел на улицу, на которую смотрели окна женских комнат. Сквозь ставни пробивался свет ламп.
«Если я сумею так же хорошо находить путь в море, меня можно будет считать везунчиком».
Он засвистел мотив, которым в прошлый раз привлек внимание Филлис.
Некоторое время ничего не происходило. Менедем продолжал свистеть. Потом за углом дома распахнулась передняя дверь, скрипнув по хорошо утоптанному земляному полу большой прихожей. Менедем поспешил войти, и дверь за ним закрылась.
Какая-то женщина — должно быть, рабыня, потому что она говорила на эллинском языке с акцентом, — сказала ему:
— Иди наверх. Она будет ждать.
Менедем уже спешил через двор к лестнице: он хорошо помнил, где та находится. Только поднявшись почти до самого верха, он приостановился в темноте. То, что наверняка пришло бы в голову его двоюродному брату еще на улице, только что осенило Менедема. Вдруг это ловушка? Вдруг вместо Филлис — или вместе с Филлис — наверху ждет Гилипп, а с ним — его друзья, вооруженные ножами, мечами и копьями? Тогда они славно бы поимели Менедема, и никакой шарм бы не помог.