По воле судьбы
Шрифт:
— А мне понравилось! — хихикал потом за обедом Филипп. — Сядь и заткнись! Как это деликатно!
— Что ж, — усмехнулся Цезарь. — По крайней мере, он хоть что-то сказал. А ты, распутник, плывешь по течению неколебимо, как баржа Птолемея Филопатора.
— Я люблю метафоры. Что это за баржа?
— Самое большое и самое раззолоченное судно на свете.
— По шестьдесят человек на весло?
— Чушь! — фыркнул Цезарь. — С таким количеством гребцов оно летело бы быстрей, чем снаряд баллисты.
Молодой Гай Октавий, широко открыв серые глаза, восторженно слушал.
— А ты что скажешь, Октавий-младший? —
— Что страна, которая может построить такой большой корабль и покрыть его золотом, должна быть очень и очень богатой.
— Несомненно, — согласился Цезарь, пристально глядя на мальчугана.
Ему уже четырнадцать. В нем произошли некоторые изменения, связанные с половым созреванием. Но красота осталась. Он стал немного походить на Александра. Роскошные вьющиеся золотые волосы прикрывают его оттопыренные уши. Но Цезаря, весьма чувствительного к подобным вещам, больше обеспокоила не женоподобность подростка, а скорее отсутствие признаков возмужания. К своему удивлению, он обнаружил, что его тревожит будущее этого паренька. Он не хотел бы, чтобы тот ступил на путь, болезненно затрудняющий любую карьеру. Сейчас нет времени поговорить с ним, но когда-нибудь он это сделает. Когда выберет подходящий момент.
Последний визит его был к Сервилий. Та сидела одна.
— Белые ленточки в волосах тебе очень идут, — сказал Цезарь, удобно располагаясь в кресле после дружеского поцелуя.
— Я надеялась видеть тебя немного раньше.
— Время, Сервилия, мой враг. Но явно не твой. Ты ни на день не постарела.
— За мной хорошо ухаживают.
— Я слышал. Луций Понтий Аквила.
Она напряглась.
— Как ты узнал?
— У меня океан информаторов.
— Похоже, очень хороших.
— Теперь, когда он у Помпея, ты, должно быть, скучаешь.
— Всему всегда есть замена.
— Возможно. Я слышал, что Брут тоже в Эпире.
Уголки маленького рта опустились.
— Фу! Этого я никогда не пойму. Он держит сторону убийцы своего отца.
— Это было давно. Вероятно, Катон значит для него больше, чем давнее прошлое.
— Это ты виноват! Если бы ты не разорвал его помолвку с Юлией, он был бы с тобой.
— Как двое из твоих трех зятьев. Лепид и Ватия Исаврик. Но Гай Кассий и Брут в другом лагере. Ты в любом случае не проиграешь, не так ли?
Сервилия пожала плечами. Ей не нравилась эта холодная пикировка. Цезарь явно не собирался возобновлять отношения. Его взгляд, его поза говорили о том. Но, увидев его после десятилетней разлуки, она вновь почувствовала его власть над собой. Да, власть. Это всегда ее возбуждало. После него все другие мужчины казались ей пресными. Даже Понтий Аквила — не более чем средство утолить зуд. Цезарь постарел, разумеется, но, с другой стороны, ни на один день не стал старше. Появились морщины, но они свидетельствуют лишь о лишениях и преодоленных препятствиях. В отличной форме, строен, работоспособен. Как, несомненно, и та часть его тела, которую ей не увидеть уже никогда.
— Что случилось с той галльской дурой, которая мне писала? — резко спросила она.
Лицо его окаменело.
— Она умерла.
— А ее сын?
— Он исчез.
— Не везет тебе с женщинами, да?
— Поскольку мне везет
— Однажды и она покинет тебя.
— О нет. Не надейся.
— У тебя есть враги. Тебя могут убить.
— Я умру, — сказал он, вставая, — только тогда, когда буду готов.
Пока Цезарь подбирал к рукам Запад, Помпей Великий прохлаждался в Эпире, влажной, неровной, гористой местности, поджимаемой западной Македонией с севера и западной Грецией с юга. И как вскоре обнаружилось, местности не очень пригодной для сбора войск и муштры. Впрочем, штаб его располагался на достаточно плоском участке земли близ Диррахия, процветающего портового городка. Там Помпей и осел, убежденный, что в ближайшее время он Цезаря не увидит. Цезарь сначала попытается нейтрализовать испанскую армию. Это будет титаническая борьба между одной армией ветеранов и другой — но борьба на земле Помпея, в стране Помпея. К тому же у Цезаря всего около девяти легионов. А ведь ему необходимо выделить из них войска для охраны Италии, Иллирии, Длинноволосой Галлии и наскрести достаточно подразделений, чтобы взять под контроль зерновые провинции. Даже с теми солдатами, которых он перевербовал под Корфинием, ему вряд ли удастся справиться с пятью легионами Афрания и Петрея.
Этот оптимизм не покидал Помпея несколько месяцев и подпитывался восторженными депешами со всего Востока. Никто, от галатийского царя Деиотара и каппадокийского царя Ариобарзана до греков, правящих в Азии, не мог даже вообразить, что великий Помпей может проиграть эту войну. Кто такой Цезарь? Как могут сравниться его несколько ничтожных побед над несчастными галлами со славными деяниями Помпея Магна, покорителя Митридата и Тиграна? Он свергал царей, он сажал на их троны других, он прирожденный властелин, повелитель. Все обещали помочь войсками и мало кто — деньгами.
Помпей прилагал геркулесовы усилия, чтобы корректно обращаться с Лентулом Крусом, оставившим Цезарю всю государственную казну. Что бы с ним было без двух тысяч талантов, добытых Гаем Кассием в Кампании, Апулии, Калабрии? Но все это быстро разошлось. Диррахий не оставался внакладе. Каждая охапка сена тут обходилась вдесятеро дороже, чем в Риме, не говоря уже о каждой мере ржи, бекона, гороха, бобов.
Гай Кассий отправился посмотреть, что прячется в тайниках храмов, разбросанных по Эпиру, а Помпей созвал всех сенаторов подлинного правительства Римской Республики на совет.
— Кто-нибудь из вас сомневается, что мы победим? — вызывающе спросил он.
Послышался недовольный шепот: никому не понравился его тон. Наконец Лентул Крус издали крикнул:
— Конечно же, нет!
— Хорошо! Потому что, почтенные отцы, наша боевая колесница нуждается в смазке.
Гул удивления, неодобрительное ворчание по поводу неуместных метафор на серьезном собрании. Потом раздался голос Марка Марцелла: