По воле судьбы
Шрифт:
– Евангелием Иисуса Христа достигнется все, что по замыслу Божьему уготовано Его детям. И, следуя его заповедям, живя по закону Божьему, в добром согласии с правилами и обрядами царства Божьего, Святые Последних Дней верят, что человек может обрести высшее благословение небесное, и это благословение небесное дарует вечное развитие и жизнь вечную рука об руку с возлюбленными сестрами и братьями своими.
Закончила Андрия чтением наизусть всех тринадцати принципов веры.
– Ну разве это не замечательно? – ликующе воскликнула сестра Рут.
– У меня нет слов, –
– Сестра Андрия, а почему бы вам не показать брату Люку наше скромное прибежище? Если вы поторопитесь, то как раз успеете полюбоваться закатом с обрыва. Вид просто изумительный! Река прямо горит!
– Я с удовольствием покажу брату Люку нашу миссию. Прошу меня извинить, но мне нужно снять эту одежду.
Он дожидался ее снаружи, на каменных ступенях лестницы. Вскоре девушка появилась, на этот раз одетая в серую, с длинными рукавами и высоким воротом блузку и длинную черную юбку. Скорее всего это была принятая в миссии одежда послушниц. Волосы Андрия собрала сзади в пучок и перевязала красной лентой – единственное яркое пятно на скучном серо-черном фоне невольно наводило на мысль о скрытом протесте против буквального следования строгим церковным догмам.
Как оказалось, миссия, кроме основного здания, включала в себя еще и сарай, в котором держали двух молочных коров и лошадь, а также курятник и домик для прислуги. Чуть выше по склону холма располагался довольно большой огород. А еще выше царило безоблачное предзакатное небо, окрашенное в алый и пурпурный цвета всех мыслимых и немыслимых оттенков.
– Прямо как полотно художника! – заметил Люк, обводя взглядом окрестности. – Уверенные, широкие мазки мастера.
– Цвета тутовой ягоды, – сказала Андрия. – А в листьях тутового дерева живут шелковичные черви.
– Да, я слышал о них. Кстати, вы говорите по-английски даже лучше, чем мой Тондлон. Вы же наверняка выучили язык не здесь, в миссии?
– Вы правы. Моя мать получила образование в Англии. Потом она вернулась на родину и стала личной переводчицей короля. Ее отец был близок ко двору и несметно богат. – С горечью в голосе она продолжила: – Полюбив, она обрекла себя на гибель. Он был французским морским офицером. Убедил ее бежать вместе с ним в Кантон, где он тогда квартировал. Какое-то время все было прекрасно. Но вскоре он получил новое назначение. Клялся и божился, что пришлет за нами, но, как оказалось, бессовестно лгал. Мы больше никогда его не видели.
– Это весьма прискорбно, – согласился Люк. – А что случилось потом?
– Ей удалось снова устроиться переводчиком, на этот раз во Французский легион. Мать свободно говорила на четырех языках.
– Вы живое свидетельство образованности вашей матери.
– Благодарю вас.
– А где она теперь?
– Когда мне было девять лет, она умерла от чахотки. Тогда я и попала сюда, в миссию. Здесь я уже шесть лет, и все так добры ко мне. Нет, правда, мормоны такие славные люди!
– Славные люди! – улыбнулся Люк. – Какое непривычное своей старомодностью выражение. Вы новообращенная?
– Думаю,
– Я более чем уверен! Вы, должно быть, тверды в своей вере, если судить по тому мастерству, с каким вы совсем недавно излагали основы нашего учения. Просто потрясающе! Я бы не смог так четко и выразительно все это рассказать. Да что говорить – было такое впечатление, будто вы заучили наизусть всю «Книгу Мормона» и другие писания Джозефа Смита.
– Именно это я и сделала! – мягко рассмеялась девушка. – Для меня не составляет никакого труда запомнить любой текст. Моя память впитывает все, как губка. Для меня запоминать так же естественно, как пить или есть.
Зародившееся в душе подозрение вдруг стало правдой.
– Так вы просто произносили заученные слова?! Вы не истинная верующая?
– Да нет, конечно. Брату Соулу и сестре Руфи очень нравится показывать меня приезжающим высоким сановникам и церковникам. Мне искренне хочется доставить им радость, и поэтому я всегда соглашаюсь выступить наподобие обезьянки, что ловко крутит ручку шарманки.
– Да вы настоящая маленькая чертовка, Андрия Сун Инван! – от души рассмеялся Люк.
Ее голубые глаза были полны негодования, когда она с легкой насмешкой в голосе воскликнула:
– А вы, брат Люк, сами-то верите? На самом деле верите в весь этот вздор? Про Бога и Иисуса, явившихся четырнадцатилетнему мальчику? Про ангела Морони и золотые таблички? Кажется, у маленького Джозефа Смита были слишком живое воображение и неодолимая жажда власти!
Люк не знал, что сказать. То ли возмутиться и оскорбиться, то ли простить свойственную молодости категоричность суждений. Он выбрал нечто среднее.
– Вы заслуживаете хорошей порки, юная леди, – проговорил он с подчеркнутой строгостью в голосе.
– Так за чем же дело стало, брат Люк? – поинтересовалась она, смотря на него озорными глазами.
У Люка горело лицо, и он невольно шагнул назад, когда девушка подошла ближе. «Какая, к черту, пятнадцатилетняя девица! Самая натуральная развратница!» – пронеслось у него в голове. Во время прогулки он посматривал на Андрию и не мог не заметить то, что скрывалось под бесформенной одеждой, – округлую грудь, вдруг колыхнувшуюся под блузкой, очертания стройной ноги, характерное покачивание бедер… Люк не был близок с женщиной с той далекой незабываемой ночи накануне его отплытия из Сан-Франциско. И сейчас, в этот самый момент, его долгое воздержание напомнило о себе невыносимым, доводящим до безумия вожделением. «Господи, прости мою душу грешную!»
Он желал Андрию так, что ему пришлось собрать все силы, чтобы удержать себя от непоправимого. Он жаждал одного – сорвать одежду сначала с нее, потом с себя и овладеть ею прямо здесь, на этой высокой душистой траве. Люк как мог незаметнее сунул руку в карман брюк, чтобы убрать слишком уж явные проявления своего состояния. Андрия словно прочла его мысли и опустила глаза. Этого вполне хватило, чтобы умертвить взбунтовавшуюся плоть.
От ее улыбки Люк испытал воистину танталовы муки.
– Вам нехорошо, брат Люк? У вас лицо все красное.