По воле судьбы
Шрифт:
– Уйдем отсюда!.. – прерывающимся и вдруг охрипшим голосом выговорил Люк и заспешил к выходу.
Вытащив из нагрудного кармана пиджака носовой платок, он прижал его к носу и рту, чтобы хоть как-нибудь защититься от невыносимой вони испражнений, мочи, блевотины и какого-то тошнотворно сладковатого незнакомого запаха, который он счел за опиум. Тондлон подтвердил его догадку.
– Наследство, доставшееся нам от белых братьев, что живут за дальними морями, – бесстрастно заметил он.
Люк промолчал, и они двинулись дальше. Пройдя примерно четверть мили, Тондлон повернул налево и минут через десять вывел Люка на городскую площадь. В глаза
– Что здесь происходит? – поинтересовался Люк у Тондлона.
– Нечто, чему вам, сэр, я уверен, никогда не доводилось быть свидетелем. Мы немного задержимся здесь.
С этими словами китаец снял саквояж Люка с головы и осторожно поставил его на землю у своих ног.
– Это какое-то зрелище? Песни? Пляски?
– Можно сказать, что зрелище, но без песен и плясок, – едва заметно улыбнулся Тондлон.
Из дверей дома, стоявшего на противоположной стороне площади, появились несколько человек и неспешно двинулись к помосту. Людское море возбужденно заволновалось. Шум усилился.
– Это еще что за чертовщина? – воскликнул Люк, когда вновь пришедшие один за другим поднялись на помост.
Он недоуменно разглядывал двух огромных мужчин, облаченных в одинаковые голубые куртки, черные штаны и тяжелые кожаные сапоги с меховыми отворотами. Из-за широких ремней торчали ножи, пистолеты и еще какое-то оружие. Похоже, они сопровождали пять юных девушек. Вокруг бедер каждой из них был небрежно обмотан кусок цветастой материи. Узенькие ленты едва прикрывали нагие груди.
– Кто это? – озадаченно спросил Люк.
– Торговцы невольницами, сэр.
– Ты же не имеешь в виду… – Люк в ужасе уставился на Тондлона.
– Да. Вы их, кажется, называете белыми рабынями. Я не ошибся, сэр?
– Это возмутительно! Какой позор! – возмущенно воскликнул Люк. – А куда смотрят власти? Они что, не могут пресечь это безобразие?
– Полагаю, что могут, если захотят. – Лицо Тондлона было бесстрастным, как маска Будды. – Дело в том, сэр, что европейцы, в чьих руках находится почти вся торговля на побережье, молчаливо дали понять, что торговать такого рода товаром выгодно и поэтому хорошо для всех. Это утихомирило скотов, которые занимаются работорговлей. Они стали более терпимы к чужакам, которые устанавливают свои законы на священной земле Китая. И потом это настоящая помощь многострадальному китайскому народу – меньше голодных ртов. Кроме того, – горько добавил он, – не забывайте о тех благах, что ждут этих девиц, от одного жалкого вида которых сейчас разрывается сердце. Когда они попадут в Калифорнию, то окажутся в прекрасных домах, с обильной едой, и платить им будут отнюдь не один жалкий юань в день. И за все это от них лишь потребуется дарить утешение и любовные радости самым уважаемым гражданам Сан-Франциско.
– Их что, продают в дома терпимости на побережье? – Люка переполняло такое отвращение, что тошнота подступала к горлу.
– Еще один пример гуманности и великодушия западной цивилизации, – потупив глаза, вздохнул Тондлон.
Люк раздраженно поджал губы и резко повернулся к китайцу:
– Послушай-ка, Тондлон, может быть, хватит? Я устал от твоего саркастического острословия! Большинство людей на Западе глубоко сожалеют о том, что здесь творится, – безжалостная
– Кто в этом сомневается, сэр? Да вот взять хотя бы вас. Я знаю, что ваши намерения искренние и честные. Вы приехали на Восток только для того, чтобы учить и воспитывать нас.
– Думаю, будет лучше, если ты проводишь меня к британскому комиссару. – Люк бросил взгляд в сторону помоста, где уже начался постыдный торг.
Один из работорговцев предлагал свой товар, словно это была не женщина, а призовая молодая кобыла. Для начала он сорвал ленту, прикрывавшую ее грудь. Темноглазая девушка с длинными черными волосами стыдливо попыталась прикрыть маленькие груди ладонями, но он грубо отбросил ее руки и с похотливой ухмылкой обратился к толпе.
– Он говорит, что женщины с маленькими грудями стоят хороших денег, – перевел Тондлон. – Когда они понесут, груди становятся полными и крепкими, а не висят до пояса, как коровье вымя.
Торговец грубо сорвал кусок материи с бедер девушки, и та попыталась прикрыть лоно руками. Мужчина отбросил ее руки и накрыл низ ее живота своей здоровенной пятерней.
– Он говорит, что она девственница.
Для подтверждения своих слов торговец втиснул свой толстый палец между ее судорожно сжатых бедер. Толпа разразилась громким хохотом и криками одобрения.
– Боже мой! Неужели никто не вмешается? – не выдержал Люк и отвернулся с белым как мел лицом.
– Вы думаете, кому-то есть до этого дело, сэр?
И они продолжили свой путь, пробираясь среди бесчисленных ручных тележек и ларьков уличных разносчиков, которые рядами теснились по обеим сторонам извилистой улочки.
Покупателей было очень много, казалось, они собрались сюда со всех концов света. Турок в феске отчаянно торговался из-за кучки необработанных самоцветов. Англичанин в пробковом шлеме постоянно повышал цену, стремясь выторговать у высокомерного немца набор золотых и серебряных ножей. Здесь каждый соперничал с каждым, чтобы купить подешевле драгоценности, золото, специи, знаменитый китайский шелк и поделки местных кустарей.
В конце концов они добрались до ворот резиденции комиссара. Она располагалась на одной из городских окраин – маленький белый домик в георгианском стиле, окруженный высокой железной оградой. Дом утопал в зелени пышно разросшихся кустов сирени, роз, боярышника. В отдалении дарили свою тень несколько английских кленов. Этот дом и примыкавшая к нему территория казались странно неуместными здесь, в таинственном, экзотическом Макао. Сбоку от входных ворот, в небольшой деревянной сторожевой будке, стоял английский морской пехотинец в парадной форме. Увидев подходившего Люка, он предупреждающе передернул затвор винтовки.
– Я полагаю, комиссар ожидает моего прихода, – обратился к часовому юноша.
– Так точно! – с заметным ирландским акцентом ответил часовой. – Вы, должно быть, священник, святой отец Каллаган?
Люк пару секунд раздумывал, стоит ли объяснять моряку разницу между священником-мормоном и посвященным в духовный сан церковным священнослужителем, но решил, что это будет слишком сложно и неуместно. Вздохнув, он ответил:
– Да, я этот самый священник.
– Проходите, сэр.
Люк повернулся к Тондлону: