По воле ведьмы
Шрифт:
Через несколько минут, заполучив в безраздельное владение сосиску в тесте и внушительной кусок пиццы, они заняли места на огромном чертовом колесе. Когда все качающиеся кабинки были освобождены и снова заняты, начался медленный подъем.
На самом верху Сторм нахально откусила кусок пиццы прямо из рук Эйдена и, жуя, издала звук чистейшего удовлетворения. Еще бы — самая настоящая канцерогенная вкуснятина.
— Мир отсюда кажется прекрасным, — проговорила она. — Смотри-ка! Вон карусель с лошадками. Мне нравится музыка, которая там играет. Я чувствую, — она принюхалась, — аромат бельгийских
— Действительно красиво, — отозвался Эйден, но не смог отвести от нее глаз. Как и почувствовать запах детской присыпки.
— Я не была на ярмарках с восьмого класса, у меня тогда было свидание с Мелвином Пиклзом.
— Я тоже.
Он так пристально смотрел на Сторм, что не слышал ничего из того, что она говорила.
— Выходит, ты тоже встречался с Мелвином Пиклзом?
— Что?
— У меня нос в соусе?
— Нет, — ответил Эйден. — У тебя так много граней, что открывать каждую из них — занятие захватывающее и в то же время сбивающее с толку. В магазине ты решила, что к тебе цепляется дух твоего ребенка. И пока ты так думала, тебя переполняла радость. Не хочешь рассказать мне об этом?
Он выглядел таким участливым, таким заботливым, что Сторм пришлось попотеть, чтобы не расплакаться.
Она посмотрела вниз на огни и воздушные шары, на пары, которые держались за руки, на пары с детскими колясками… Счастливые семьи. Именно это она и почувствовала вчера, когда въехала сюда, чтобы остановиться на ночь. Видимо, ярмарка приезжала сюда регулярно.
Она перевела взгляд на Эйдена, который молча ждал, не сводя с нее глаз.
Как правило, Сторм об этом не говорила, но сейчас почувствовала, что он готов выслушать ее рассказ. Мало того, ей самой хотелось поделиться с ним, и это удивляло.
— Когда я училась в одиннадцатом классе, — начала она, глубоко вздохнув, — я забеременела. Тогда я знала, что мне придется иметь с этим дело в одиночку. От отца толку было мало.
Она боролась с эмоциями, но по лицу Эйдена ничего нельзя было понять. Он вручил ей чистую салфетку, Сторм взяла ее, но не стала вытирать набухшие в глазах слезы.
— Мне хотелось, чтобы этого не было, хотелось, чтобы ребенок… ну, знаешь, исчез. — Она пожала плечами. — Так и случилось. Был выкидыш. — Покрутив вокруг пальца аквамариновое кольцо, она продолжала: — Я боялась, что избавиться от ребенка мне помогла сила желания. Это означало, что я хуже, чем моя мать.
— Сторм… — Эйден сгреб ее в охапку.
— Поверить не могу, что все тебе рассказала, — проговорила она. — Я не знала, что успела полюбить ребенка, пока не потеряла его. Каждый день мне его не хватает. Конечно, я не знаю точно, был ли это мальчик… но почувствовала, что это именно так, в ту самую минуту, когда началось кровотечение. Как будто он со мной прощался.
Эйден кивнул в знак понимания.
— Вот почему сестры не воспринимают тебя всерьез, когда ты говоришь, что слышишь детский плач.
Салфетка в руках Сторм превратилась в бесформенный комок.
— Им кажется, что всему виной боль утраты, — добавил Эйден.
— Может, и так. Но я никогда не слышала, как плачет мой ребенок. Только чувствовала, что он рядом. А твоего ребенка я слышу.
— Судя
— Точно, — подтвердила Сторм, чувствуя, как растет внутри нее теплое чувство радости. — Раз уж у нас разговор по душам, — вдруг сказала она, когда чертово колесо стало набирать скорость, — есть соображения, кем может быть та женщина, что привязана к тебе?
— Точно не моя мать. Она и при жизни не была особенно ко мне привязана. Думаю, это Клодетт. Клодетт Лэнгли, давняя подружка.
— У тебя наверняка есть и другие.
— Есть, но никто из них не умер… насколько мне известно. С Клодетт у меня были последние… она была последней.
«Раздери его дракон! — поражалась Сторм. — Не может даже произнести слово “отношения”».
— Клодетт умерла, когда вы были вместе?
— Нет, она меня бросила. Ну, я так решил, когда увидел, что половина моего шкафа опустела. Ни «до свиданья», ни объяснений. Впрочем, у нас и раньше были разногласия. — Эйден с сожалением покачал головой. — Через несколько месяцев после разрыва наш общий друг сообщил мне, что Клодетт погибла в автокатастрофе.
— А когда вы были вместе, она жила с тобой в автодоме?
— Время от времени в течение нескольких лет. Тогда у меня был автобус поменьше. Было неплохо, но ей хотелось настоящий дом.
— Стоящий на земле, — с пониманием проговорила Сторм, — в одном и том же месте.
— Корни — так она сказала. Она хотела корни.
— А ты, конечно же, никак не можешь их пустить.
— Думаю, я должен был попробовать.
На мгновение выражение лица Эйдена изменилось. В смерти Клодетт он винил себя. Сторм знала это так же наверняка, как и то, что где-то там их ждет его ребенок.
— Тебе, Сторм, я не подхожу так же, как не подходил Клодетт.
— Уж как-нибудь сама разберусь. Насколько я понимаю, она не могла быть беременна, когда свинтила от тебя?
Эйден обнял ее одной рукой:
— С тобой не соскучишься, Чудачка Снэпдрагон.
Что означало «меняем тему». Ей не нужно было повторять дважды.
— Куда потом? — спросил он.
— На какую-нибудь карусель, — рассеянно предложила Сторм. — Сдается мне, что до темноты нам к автобусу нельзя.
— Я имел в виду, куда мы отправимся, когда снова окажемся на дороге?
— Кто знает? Но мы на правильном пути. Голос ребенка громкий и четкий. До того, как остановимся на ночь, надо проехать еще хоть несколько часов.
— На этот раз надо найти лагерь для автотуристов. Пора наконец предаться разврату.
— Сегодня ночью будет звездопад, — сказала Сторм. — Хочешь посмотреть вместе со мной?
— А ты будешь махать волшебной палочкой?
— Нет. А ты?
Глава 21
Несколько часов спустя Эйден сидел в пассажирском кресле, прекрасно понимая: бросив затею вернуться в Салем, он согласился отправиться на поиски ребенка, в существование которого даже не верит. А это означало, что он выжил из ума, как и Сторм. Вот только ее сумасшествие было, можно сказать, милым — смешным и остроумным, и оно нравилось ему намного больше, чем должно было.