По воле ведьмы
Шрифт:
Колени едва не подвели Эйдена, когда он узнал, что двое людей на пороге — из соцслужбы и приехали забрать Бекки.
— Мои адвокаты должны были с этим разобраться! — заорал он скорее на мужчину, чем на женщину. — Сегодня я женился на ее матери. Теперь я не только ее биологический отец, но и отчим. Все необходимые документы уже у вас в офисе.
— Никто не говорил нам не приезжать. Нам очень жаль, — проговорил мужчина. — Мы просто делаем свою работу. Ребенок готов?
— Разумеется, нет, — резко сказала Джинни. Ее гнев затмил горе. — Мы думали, ей никуда не придется ехать. Позвоните в офис и убедитесь сами. Пожалуйста.
Мужчина из соцслужбы
Эйден позвонил своим адвокатам рассказать, что происходит, а потом держал на руках плачущую Бекки, словно та понимала, что происходит нечто ужасное, пока Джинни собирала ее вещи. Эйден чувствовал себя избитым, и сердце у него обливалось кровью.
Люди из соцслужбы терпеливо ждали, когда смогут закончить с этим делом.
Никому из них Эйден не позволил нести Бекки до машины. Он едва не сошел с ума, пристегивая ее к автокреслу в автомобиле, который увезет ее от него.
— Па, — произнесла малышка и прикоснулась пальчиками к его губам.
Он прижал к себе крошечную ладошку и закрыл глаза.
— Нам пора, — сказал соцработник.
Эйдену с трудом хватило силы воли не дать ублюдку по морде.
— Почему бы заодно не вырвать мне сердце?
— Если все, что вы сказали, правда, вам вернут ее через несколько дней.
— Дней! Она еще и минуты не принадлежит системе, а вы говорите, что придется ждать еще несколько дней!
Мужчина попробовал отодвинуть его от машины, но Эйден сунул голову обратно в салон и в последний раз поцеловал Бекки в щечку.
— Пока, малышка. Папа тебя очень любит. И скоро ты вернешься домой.
Бекки заплакала и позвала «Па!», но соцработник захлопнул дверь, и Эйден вынужден был отойти от автомобиля.
Он стоял на дороге и смотрел, как машина исчезает в конце улицы. В ушах стоял плач Бекки, горло сжалось, и боль в груди стала почти непереносимой.
Целый год ее жизни Эйден потерял, пока не знал, что она существует, и вот прошел всего один день, как он нашел свою дочь, и снова ее теряет.
Глава 43
Оставив позади Кейп-Мэй с его викторианскими магазинчиками и почти игрушечными домиками на побережье, Сторм начала видеть мысленные образы, связанные с украшениями Клодетт. Но постепенно образы тускнели до цветов сепии, потом стали серыми и чуть погодя исчезли совсем. На их место пришел шепот женщины, с которой Эйден обменялся клятвами: «Спасибо тебе. Я готова…». Сторм тронула кулон в виде морского конька, хранившего воспоминание о красивом и любимом рыцаре, которого она потеряла из-за дамы в беде, точнее дамы, попавшей в настоящую трагедию. Той самой дамы, которая этого конька смастерила.
— Веселуха, — саркастично выдала Сторм и мысленно пожелала Клодетт приятного путешествия. Не в загробный мир и не в Вечное Лето [51] , что было бы логично, если принимать во внимание кельтское тотемное значение морского конька, а в семейную жизнь с Эйденом. А если учесть, что жена Эйдена… Нет, от таких слов сердце может остановиться. Если учесть, что Клодетт своими руками сделала столько кельтских морских тотемных символов, то она вполне могла понимать значение морского конька. Сторм стало интересно, что думает Клодетт о драконах. Что-то она не помнила, чтобы в видениях или в коллекции украшений видела хотя
51
Вечное Лето, или Саммерленд (англ. Summerland) — теософическое, викканское название места, куда попадают люди после смерти. Бытует и в других языческих религиях, основанных на культе земли.
Разве что другого такого же Эйдена на свете не существует.
Пеппер. Она должна думать о Пеппер. Сторм заполнила до отказа бензобак в машине Джинни, когда проезжала мимо заправки, где купила себе бургер. Почему-то вспомнилось, какие бургеры любил Эйден и как они вместе раздавили парочку, когда драконы шалили на столике для пикника.
Сторм откусила кусок, показавшийся на вкус чуть вкуснее опилок, и ей стало интересно, какую нездоровую пищу предпочитает Пеппер. Поворачивая на шоссе Гарден-Стейт [52] , она заметила знак: «Атлантик-Сити, 45 миль».
52
Шоссе Гарден-Стейт (The Garden State Parkway) — платное шоссе, пролегающее вдоль штата Нью-Джерси от Кейп-Мэй на юге до Монтвиля на севере; протяженность шоссе 277,45 км (172,4 мили).
— Обращай внимание на знаки, — сказала себе Сторм и переключила радиоканал. Из динамиков зазвучала «Big Girls Don't Cry» [53] .
«Знак на знаке и знаком погоняет», — подумала она, сворачивая на трассу до Атлантик-Сити. Раздери ее дракон, как же ей не хватало Эйдена!
— Ой! — вырвалось у Сторм, наполовину икота, наполовину рыдание.
«Для тебя драконов больше нет, девица, — снова сказала она себе. — Да уж, новое ругательство просто позарез необходимо. Как и новая цель».
53
Big Girls Don't Cry — (с англ.) «Большие девочки не плачут». Песня Ферджи (Fergiе).
Надо было прекращать себя жалеть. Ведь Сторм и правда позволяла себе чувствовать себя обманутой, пусть даже и самой судьбой. Трудно оставаться добренькой, когда что-то делаешь ради любви, пусть и неосознанно, а объект этой любви вдруг женится на другой, и все равно по какой причине — весомой или не очень.
Сторм до боли скучала по Эйдену. Слезы больно жгли глаза. Больно было осознавать, что никакого другого мужчину она не хочет и хотеть не будет. Зияющая кровавая рана в сердце болела, и даже жалость к себе не помогала. Сторм выпустила всю эту кучу боли на волю, пока не осталось ничего, кроме хлюпающего носа и саднящего горла. Высморкавшись, она поправила потекший макияж и снова завела машину.
Ей не хватало Бекки. Трудно поверить, что так мало потребовалось времени, чтобы всем сердцем полюбить эту малышку. Но ведь у нее была Пеппер. Наверное. К сожалению, сегодня инстинкты Сторм были, скажем так, не в себе. Она верила, что нужна Пеппер, но не слышала ее голоса. Может быть, потому, что Пеппер, как и она сама, никогда не плакала. Ну ладно, может, и плакала, но редко, очень-очень редко.
Может, у Пеппер страдание перешло в язвительность. А может, она просто предпочитала промолчать.