По встречной в любовь
Шрифт:
И вдруг в замке заскрежетал ключ — вернулись, и не проскользнешь теперь в ванную, чтобы умыться. Хотя глаза все равно уже красные, жуть… Но где только девичья смекалка ни выручала! Настя рванула на себя пакет с рисовальным углем, в котором лежала старая пачка влажных салфеток — они не для снятия макияжа, вот и готов эффект красных глаз!
— Настя?
Мама заглянула в комнату раньше собаки, но Эйты вырвалась вперед и напрыгнула на Настю сначала передними, а затем и всеми четырьмя лапами, взобравшись
— Настя, что у вас произошло?
У мамы уже имелся свой ответ, и Настя принялась судорожно искать выбитую собакой из рук влажную салфетку: та, затоптанная, оказалась аж у подушки.
— Я пыталась снять тушь и перепутала салфетки…
Мама такой ответ не проглотила. Выпрямилась и изрекла:
— Не ври мне! Что? Наигрался твой кавалер?
Теперь Настя выпрямилась. Даже встала.
— Я пришла за вещами.
Собака спрыгнула с кровати и встала на задние лапы, царапая передними Насте грудь.
— Не поняла…
Настя надавила собаке на шею, чтобы снять с себя.
— Я буду жить у Кеши. Он приедет за мной. После работы, — добавила Настя неопределенный ответ.
— Как так? — мама привалилась к дверному косяку.
— Что как?
— Настя, ты знаешь его два дня…
— Две недели! — перебила она громко.
— Какая разница?!
Мама трясла перед собой поводком, точно ремнем, и Настя вздрогнула, хотя ее никогда не наказывали. Хотя отец все же пару раз шлепнул ее достаточно ощутимо. Один раз за то, что она крутилась перед телевизором, мешая ему смотреть фильм, а причину второго шлепка Настя не помнила. Но мамина «какая разница» ударила сейчас куда больнее отцовской руки.
— Я так решила, — сказала Настя твердо и для пущей верности и своего спокойствия сжала кулаки.
Мама их увидела и вышла из комнаты, не сказав больше ни слова. А Настя села обратно на кровать и закусила губу — если сейчас разреветься, мама никогда не поверит, что это от счастья. И Настя не была уверена, что счастливые слезы могут быть настолько горькими. Да и собака не просто так их слизывала — жалела.
— Будешь есть? — донеслось из коридора или даже с кухни.
Надо попросить помощи с чемоданом — другого выхода нет.
— Я завтракала, — сказала она поспешно и вышла из комнаты, чуть не защемив черный нос.
— А Эйты ничего не ела с вашего ухода, — мама махнула в сторону полной миски, в которой лежала заветренная каша с печенкой.
Настя подняла миску и вытряхнула содержимое в мусорное ведро. Собака голодала вторые сутки: сейчас тоже не взяла из Настиных рук даже кусочка булки. Тогда Настя протянула ей сыр, но только после уговоров и почесывания за ухом, Эйты соблаговолила его
— Она будет скучать, — сказала мама, поставив на стол вскипевший чайник.
— Кеша хочет взять Эйты к себе.
Настя продолжала наглаживать собаку, потому не увидела вопрошающего взгляда матери, и той пришлось спросить:
— Зачем ему еще и собака?
Настю до дрожи покоробило это «еще». Она подняла голову и уставилась матери в глаза прищуренным взглядом.
— Потому что это моя собака.
— Настя, скажи мне, только честно — зачем это тебе?
Такой простой вопрос и как же трудно на него ответить. Настя знала ответ, но озвучить слово «люблю» при матери не могла.
— Я понимаю, зачем это нужно ему, — так и не дождалась от нее ответа мама. — Для удобства.
Настя сжала губы. Что же так завуалированно. Говорила бы уже прямо, по-цезарьски: пришел, пожрал, трахнулся, поспал, пошел обратно на работу. Будто она в этой цепочке неодушевленный предмет, резиновая кукла…
— Мне это тоже удобно, — выдала Настя мертвым голосом. — Постоянный партнер, разве это плохо?
Голос не дрожал, но внутри оборвались все нервы, и их швыряло туда-сюда ураганом чувств.
— Настя, ты не можешь так говорить, — качала головой мама, а дочь не мигая смотрела ей в глаза. — Я тебя не так воспитывала. Не для этого…
— А для чего тогда? — Нет, Настя не смогла произнести вопрос вслух, просто прошевелила губами. Сказала другое: — Тогда почему ты не веришь, что я его люблю?
Нет, не сказала, а выкрикнула — громко, точно желала, чтобы ее услышал весь дом. Но родная мать будто оглохла. Смотрела на нее и даже бровью не вела.
— Ты знаешь его всего две недели.
Боже! Настя прикрыла глаза. Другого аргумента у матери нет и не может быть.
— Я знаю его целых две недели! — Настя открыла глаза. — Я знаю его сестру с мужем и ребенком, я знаю его маму… Они абсолютно нормальные люди. Спроси Илью, я познакомила его с Кешей! — почти выкрикнула Настя и осеклась.
Да что же за день сегодня такой… Как черт за язык тянет…
— Когда? — Вопрос точно от прокурора. И такой же взгляд. Жестокий.
— Вчера. Хотели в кафе посидеть, но Кешу сорвали на встречу.
Голос не дрожал. Она не врала. Ведь так все и было.
— Илья мне ничего не сказал, — отчеканила мать. — А ведь звонил. Собираются завтра приехать. Интересно, зачем? Денег попросить?
Настя знала зачем, но не хотела лишать брата возможности самолично поделиться с матерью своей радостью. В кой-то веке. Да еще какой!
— У него с деньгами сейчас стало нормально, — говорила Настя спокойно. — Он ремонтами занялся. Там даже лучше платят. Хорошо, не повелся на уговоры начальства. Кинули бы по новой.