По встречной в любовь
Шрифт:
— Представляешь, все еще холодное. Вот это называется — экспресс-метод… Прости, но я целую неделю пускал по тебе слюни.
Кеша присел на край кровати и на ощупь отыскал Настину руку, чтобы вручить бокал, а потом зажег ночник: он умылся, и влажные волосы легли назад, полностью открыв лоб, на который, помимо приглушенного света ночника, падал отсвет горящих глаз.
— Поднимись. Иначе обольешься или захлебнешься. И то, и то плохо.
Он вытащил из-под Насти подушку и приставил к изголовью.
—
Хрусталь звякнул, и Кеша так сильно ударил Настин бокал, что она чуть не выронила его, а потом сама, неловко покачнувшись, чуть не выбила себе зубы толстым краем: пришлось рассмеяться, и вместе со смехом ушла стыдливая неловкость, и Настя свободно прижалась лбом к прохладному плечу Кеши.
— Мышка, ты мышка, — он коснулся губами ее волос. — Интересно, я когда-нибудь сумею повторить ту идиотскую скороговорку про попугая…
— Если будешь повторять за мной… — произнесла Настя, касаясь носом родинки на его предплечье. — Однажды галок поп пугая в кустах увидел попугая…
— Настя, — Кеша подтолкнул ее руку с бокалом ко рту. — Сегодня я уже не в силах ничего повторить. Допивай и спать…
Настя кивнула и запрокинула голову, чтобы допить залпом: шампанское мягко разлилось в груди. Кеша поставил оба бокала на тумбочку и потушил свет.
— С какой стороны любишь спать? — спросил он, пытаясь хоть кое-как разгладить заломы на простыне.
— Рядом с тобой, — выдала Настя дрожащим голосом и затаила дыхание.
— Тогда просто падай. Это именно то, что я собираюсь сейчас сделать.
И мягко, пусть и за плечи, Кеша повалил Настю на подушку и вжался лбом ей в плечо.
— Прости, Настюш, что все вот так у нас получилось…
Она замерла, не в силах ни вздохнуть, ни заплакать, ни ответить — а хотелось сделать и то, и то, и то, и пятое, и десятое, только бы Кеша не чувствовал за собой никакой вины — если уж кому и извиняться тут, так это ей, но никак не ему.
— Хотелось повеселить тебя, а вышло…
Он замолчал и ткнулся ей в плечо уже губами.
— Это ты меня прости, — почти всхлипнула Настя.
— Да тебя-то за что прощать! — он развернул ее к себе, но не поцеловал. — За то, что один мудак обидел, а второй дурак не смог этого вовремя понять?
Она сглотнула подкативший к горлу ком.
— Настюш, ты даже представить себе не можешь, как это приятно, что ты доверилась именно мне.
Она подняла руку, но едва коснулась его щеки, как Кеша тут же сжал ее пальцы и поднес к своим губам.
— Я обещаю, что не подведу тебя, — прошептал он, отпуская ее пальцы. — Спи, мышка, а то попугай встанет ни свет, ни заря… Мне стыдно, но я украл у нас субботнее утро. Не хотел расстраивать тебя и портить вечер, который мы
Настя снова сглотнула — во рту сделалось совсем кисло.
— Ты поедешь в офис? — спросила она с надеждой. — Можно с тобой?
— Нет, со мной нельзя и я не в офис. Съезди к маме. Покажись, что жива-здорова. И я заберу тебя по дороге домой. Воскресенье я никому не отдам.
— Покатаемся по каналам на кораблике? — спросила Настя, жутко моргая влажными ресницами.
— А я думал, поедем за краской и новыми шторами, разве нет?
— Как скажешь…
— Я скажу спокойной ночи и спи, моя радость, усни… И я не шучу. Быстро спать.
Кеша развернул Настю лицом к окну, но оставил свою руку у нее под грудью.
— Если тяжело, скажи.
Настя мотнула головой, и волосы прошлись по носу, которым Кеша в них уткнулся. Тяжело? Ей никогда еще не было так легко. Возможно, она сумеет научиться дышать рядом с ним спокойно, а сейчас пусть он крепко держит в руках ее сердце, даже когда она спит.
Глава 31. "Кто у нас ханжа?"
Настя проснулась первой — руки на плече уже не было, но Кеша спал носом на ее подушке и сейчас, когда она чуть подвинулась, зашевелился, но не проснулся. Который час? Шторы слишком плотные, чтобы пропускать солнечный свет, а воздух уже сделался почти прозрачным. Поставил ли Кеша будильник? Конечно, он ведь очень аккуратный — и в ужасном хаосе на кровати виновата только она.
Минута, две, пять… А, может, и полчаса прошли в тревожном ожидании звонка будильника, но телефон молчал и его вообще нигде не было видно. Кеша спал, и Настя слышала каждый его вздох, радуясь, что проснулась первой, потому что не имела понятия, как спит — а что если она храпит или ворочается или, не дай бог, дерется? А он такой — никогда не скажет ей правды. Даже о том, что ему сейчас снится и почему он улыбается. А если и захочет сказать, то вспомнит ли? Вот она ничего не помнит, совершенно… Может, конечно, ничего и не снилось? Может, ей было слишком хорошо наяву и потому не осталось, о чем помечтать во сне. Если только о будильнике. Но где он…
И вот, не выдержав, Настя соскользнула с кровати и заглянула за штору. На улице почти никого. Хотя чему удивляться в Питере да еще в субботу? Даже собаки ждут, когда из-за тучек появится хоть немного солнца.
— Настя, можно мне сказать глупость?
Она резко обернулась, но не выпустила штору из рук.
— Я все равно скажу, даже если не разрешишь, — Кеша приподнялся на локте и потерял одеяло. — Когда ты подглядывала за мной в ванной…
— Я не подглядывала! — вырвалось у Насти, и она вспыхнула.