По законам Любви
Шрифт:
– В смысле? – не поняла я. Что за чертовщина происходит?
– А вот, – и он протянул мне букет роз, такой же огромный и красивый, как тот, что вчера оставил у меня дома Мелкий.
– От кого? – сразу спросила я.
– Не знаю, – пожал плечами Олег.
– Ладно, – я взяла букет. – Спасибо, что передал…
Я чувствовала себя неловко с этим здоровенным букетом в руках… Куда бы его деть? Мне казалось, что все проходящие мимо оборачиваются и смотрят на меня. А следователь Игорь Соболевский даже остановился.
– Что, поклонники появились? – поинтересовался он.
– Ну, типа
– От кого цветочки, если не секрет? – спросил дотошный Соболевский.
Я промолчала.
– Что, Игорек, приревновал, да? – рассмеялась проходившая мимо Лена Кузнечикова, наш криминалист.
Я даже смогла улыбнуться, а Соболевский, прослывший убежденным женоненавистником, только фыркнул и пошел дальше.
Букет стоял на моем письменном столе в трехлитровой банке с водой. Выбрасывать его сразу я не стала – не хватало еще привлекать лишнее внимание со стороны ребят. Пусть лучше думают, что у меня появился безобидный поклонник.
Обычный рабочий день. Начальство, в лице Германа Зверева, отбыло на какое–то очередное совещание. Головомойка отменяется, выговор переносится на завтра. Время от времени, отрываясь от документов, я поднимала голову, смотрела на розы. Я изо всех сил старалась не смотреть на них, сделать вид, что их нет… Но они снова и снова притягивали мой взгляд. В голове уже не крутился вопрос о том, кто же этот «тайный поклонник». Ответ был невероятен, но очевиден – этот букет почти точная копия того, что притащил Мелкий…
Фишкин развалился в своем кресле и играл в дартс.
– Колян, завязывай балдеть, – сказала я, быстро дописала очередной протокол, отложила его в стопку.
– Сейчас, – отмахнулся Колян и лениво бросил очередной дротик. Он пролетел через весь кабинет, воткнулся в «яблочко» мишени, висевшей на двери. В тот же момент дверь распахнулась, и на пороге возник Синичкин.
– Настя, подойди в дежурку, – сказал он.
– А что там? – не поняла я.
– Да тебе там цветы принесли… – пожал плечами Димон.
– Опять? – удивилась я.
– Не опять, а снова, – хихикнул Фишкин.
– Держи, Настя, – Олег протянул мне букет. Снова розы. Огромные букет алых роз.
– А от кого, не знаешь? – прищурилась я.
– Нет, – помотал головой дежурный.
– А кто хотя бы принес? – поинтересовалась я.
– Да мальчишка какой–то, – ответил Олег.
– Понятно, – сказала я. Мне нестерпимо захотелось исчезнуть. Захотелось, чтобы ничего не было: ни этих дурацких роз, ни вчерашней операции, ни этого чертового Мелкого… Воспоминания о прошлой ночи всей тяжестью навалились на меня, стали такими яркими и реалистичными, что мне казалось, будто столкновение с Мелким, его странный визит ко мне – все это происходит вновь.
Я вздохнула, ощущая в руках тяжесть букета. Мне казалось, что он весит десятки, сотни килограммов. Может, даже тонну – точно я не знала. Но было понятно одно: от этой тяжести я еще долго не смогу избавиться.
Весь день было пасмурно. Но к вечеру погода разгулялась – выглянуло солнце, стало тепло и сухо. «Вот таким должно быть лето!» – подумала я, выходя из душного помещения на улицу.
Домой я решила пойти пешком. Уж лучше прогуляться, подышать воздухом, чем торчать в пробках
Около остановки на стульчике сидела старушка – котят продавала. Котята, серые, рыжие, черные и полосатые, копошились в небольшой коробке, стоящей у ее ног.
– Девушка, вот котята, смотрите, – зазывала старушка. – Сто рублей котеночек, вон они у меня какие!..
– У вас разрешение на торговлю есть? – машинально бросила я. Старушка замолчала, приуныла. Я посмотрела на нее, махнула рукой – пусть ребята из ППС этим занимаются.
В витрине магазина игрушек были выставлены плюшевые зверушки огромных размеров. Проходя мимо, я невольно задержалась. Игрушек было очень много, но мне в глаза бросилась одна, особенно милая, – большущий плюшевый медведь с бантом на шее. Так и хотелось погладить его белый мех, обнять мишку, прижать к себе. В детстве я мечтала о таком медведе – огромном и пушистом, но как–то не сбылось…
Наверное, со стороны я выглядела смешно: встала, как маленькая, и с восторгом разглядываю игрушки.
– Девушка, вас подвезти?
Я обернулась. На обочине стоял хорошо знакомый мне черный джип. За рулем сидел Мелкий.
– Ну, так что? – Мелкий снял и солнцезащитные очки. И я видела его голубые глаза, хитрые, смеющиеся, с каким-то азартным огоньком в глубине.
– Оставь меня в покое! – и я быстро пошла по улице.
– Как хочешь, – пожал плечами Мелкий.
Джип тронулся с места. Я посмотрела ему вслед. Вот уж не думала, что бандиты так спокойно гуляют по городу, не прячутся, не ныкаются по темным углам.
Я вытащила из рюкзака мобильник. Пару мгновений думала: звонить или нет. Потом набрала номер дежурной части.
Дым сигарет с запахом клубники окутывал меня, я вдыхала этот яд. Но я знала, что на самом деле меня губит какой–то своеобразный яд, который гораздо сильнее всякого никотина.
Едва докурив одну сигарету, я начинала снова. В этот вечер почему–то постоянно хотелось курить. Пачка сигарет была уже полупустая, а в большой пепельнице из толстого темно-фиолетового стекла возвышалась горка пепла. Вся комната пропиталась дымом, но меня это не напрягало. Настроение было такое, что хуже уже некуда, и на душе мерзко – хоть плачь, хоть на стены лезь, хоть выпивай да горлань песни «Вороваек».
И причина такого настроения всего одна – Мелкий… Я смутно понимала, что это из–за него мне было так плохо, хотя я боялась признаться в этом даже самой себе. Я постоянно думала о Мелком, но не так, как опер о своей работе, – нет! – как-то по-другому… Я думала о том, задержали ли его ребята, смогут ли его прижать? Хватит ли доказательств? А что, если влияние Мелкого окажется настолько сильным… Нет, не может быть. Раз Зверев взялся за это дело, значит, мы должны довести его до конца.
Я думала о том, сколько лет получит Мелкий. Что за вопрос? – вполне прилично он получит. Я говорила себе, что очень скоро Мелкий отправится туда, где ему самое место… А если отмажется? Нет, не сможет, Зверев не позволит. Чем больше я себя убеждала, что эта мимолетная история с Мелким навсегда ушла в прошлое и больше меня не потревожит, тем тоскливее становилось у меня на душе.