По завету Гиппократа (сборник)

Ибрагимова Мариам Ибрагимовна

За достигнутые успехи в лечении и обслуживании больных решением ЦК профсоюза медицинских работников в числе первых здравниц на Кавминводах нашему санаторию было присвоено звание коллектива коммунистического труда – было такое. А в 1984 году он был награжден орденом Трудового Красного Знамени.

Важно и то, что в санатории сложился здоровый коллектив. Вскоре после войны, демобилизовавшись, на работу сюда пришли бывшие фронтовики.

Медицинская сестра Мария Петровна Татолина, сероглазая девушка-сибирячка, бывший военфельдшер противотанковой роты, в самом пекле сражений прошла по дорогам

войны. Мария Петровна до сих пор работает в нашем санатории диетсестрой столовой.

Лидия Ивановна Иванченко, фронтовая медсестра, приветливая, мягкая, исполнительная, только в День Победы надевала свой костюм, украшенный боевыми наградами. Много лет проработала она в электрокабинете санатория.

Татьяна Алексеевна Порохня, фронтовая санитарка из числа комсомольцев-добровольцев, прошла фронт от начала до конца. Как одну из лучших санитарок, её выдвинули на должность сестры-хозяйки. А через несколько лет на рабочем месте оборвалась её жизнь…

Александр Киселёв, бывший моряк Черноморского флота, поступил в санаторий механиком эксплуатационного цеха и в первое время не расставался со своей бескозыркой и тельняшкой. Многие годы этот простой рабочий парень возглавлял партийную организацию санатория. Теперь на заслуженном отдыхе.

Нина Петровна Матюшенко – тоже участница войны. Работала заместителем главного врача по медицинской части. Спокойная, скромная труженица. Как и на фронте, в работе она не жалела ни времени, ни сил и справлялась с любой нагрузкой. Если заболел ординатор и некем было его заменить, Нина Петровна, отложив дела, садилась в кресло врача и начинала приём больных. С сожалением провожал её коллектив на заслуженный отдых.

Перечисление имён замечательных сотрудников, проработавших в санатории двадцать и более лет, можно было бы продолжить. Они и создали основной костяк коллектива. Теперь на их опыт и традиции опираются новые молодые работники. А те случайные, нерадивые, которые не умеют, а вернее, не желают трудиться засучив рукава, вскоре отсеиваются, как шелуха.

Характерно, что бывшие фронтовики, госпитальные работники и труженики тыла, хлебнувшие из горькой чаши лихолетий войны, а потом и послевоенных, полных лишений времён, когда по уходу за новорождённым предусматривался лишь двухмесячный отпуск, а о яслях и детских садах думать не приходилось, сумели вырастить достойных детей. Не знали с ними горя, когда они росли, учились. Не знают и теперь, когда, став на ноги, они начали трудиться.

Это, видимо, потому, что не было в ту пору вседозволенности и росли ребята в трезвых, трудовых семьях. Им не было стыдно перед сверстниками за своих родителей, как теперь не стыдно родителям за своих детей.

В Кисловодске, бывшем городе-госпитале, и в других санаториях немало таких дружных, спаянных многолетним трудом коллективов. Немало в них работающих и ушедших на пенсию ветеранов войны и труда, которые скромно прячут в глубинах своей памяти великие заслуги перед Родиной и народом. И лишь где-то в узком кругу начнут рассказывать что-то такое, от чего не сдержишь слезу и подумаешь: ведь перед тобой человек, совершивший подвиг.

Вот так, например, соседка моя по старому дому, Евдокия Андреевна Резникова, медицинская сестра, проработавшая в одном из

санаториев много лет, а потом – в госпиталях до и после оккупации, уйдя на пенсию, скромно доживает свой век в неблагоустроенной комнатушке в одиночестве. Любит она тихие уголки городского парка, но чаще всего посещает «своих» на братском кладбище. А «свои» – это бывшие ранбольные госпиталя № 3184, в котором Евдокия Андреевна работала до оккупации Кисловодска немцами.

Но бывали случаи, когда она, вступив в единоборство со смертью, одерживала победу. А бороться за чью-то жизнь ей, обслуживающей и палату обречённых, приходилось нередко. И место в этой маленькой палате не пустовало…

Положили однажды в ту палату очередного безнадёжного. Глянула Резникова на мощи, оставшиеся от человека, прикоснулась к руке, нащупала пульс – нитевидный. Посмотрела на смуглые, обострившиеся черты паренька и вспомнила приют в селе Александровском, куда её привезли семи лет, после смерти отца и матери. Было это в Гражданскую войну. Вот такие же лица бывали у ребят, умирающих от голода. Быть может, постигла бы и её эта участь, если бы не сибирский полк.

Командир полка, весь в портупеях, с маузерами на одном боку, с шашкой на другом, вихрем облетел тогда жалкие спальни детского дома, где лежали истощённые, обессиленные дети.

– Надо спасать! – заволновался командир полка, вскочил на коня и исчез.

А через час-два появились люди в красноармейской форме с корзинами, мешками, наполненными зерном и картошкой. Спасли детей от голодной смерти бойцы-сибиряки, а сами (многие из них) полегли в боях с контрреволюционерами и интервентами…

– Надо спасать, хотя бы попытаться, – решила Резникова.

Бросилась в столовую попросить стакан молока и яйцо.

Диетсестра с ехидцей ответила:

– Может, прикажете шашлычок подать?

– Шашлычок скушайте сами! – оборвала коллегу Резникова и обратилась к комиссару госпиталя, который знал её по работе в санатории.

– Не для себя ведь прошу, для умирающего, раненного в живот.

Дали и молоко, и яйцо. И приказано было давать каждый день.

– Елдаш, есть будешь? – шепнула Евдокия Андреевна, осторожно коснувшись костлявого плеча раненого.

Больной чуть приоткрыл глаза и через узкие щели тусклым взглядом уставился на сестру.

Резникова, показав на стакан, поднесла ложку ко рту больного. Больной, стиснув рот, отрицательно качнул головой.

– Надо, хотя бы несколько ложек. – Сестра поставила стакан на тумбочку, держа ложку в правой руке, левой попыталась разжать рот.

И вдруг, злобно сверкнув взглядом, раненый осыпал сестру отборным русским матом. Резникова знала, что этот больной не говорит по-русски, а ругаться научился.

– Ишь какой, небось хорошие слова не выучил, – улыбнувшись, сказала сестра и, разжав его губы, насильно влила несколько ложек.

Где уж было выучить хорошие русские слова пареньку, мобилизованному в далёком узбекском кишлаке. А что касается мата, наверное, слышал его он каждодневно на передовой. И адресован он был озверевшим в огненных схватках фашистам.

Елдаш постепенно начал принимать пищу и, к удивлению тех, кто поставил над его фамилией «крест», выжил – случаются чудеса и в медицине.