Победа от Виктории

Кручина Татьяна

— Теперь предновогоднее чаепитие, — сказала Мария Дмитриевна.

Она вместе с внучкой принесла чашки и домашнее печенье, а Петр — свежезаваренный чай в прозрачном чайнике. Все необходимое водрузили на журнальный столик. Потом все члены семьи долго пили золотистый душистый напиток, болтали и смеялись. Разошлись уже около полуночи. Заснула Вика счастливой.

Глава 5.

Гетерохромия

Утром Вика приготовила гречневую кашу. Она варилась дольше геркулесовой, но теперь времени было полно. Насыпала в чайник черный чай, добавила веточки тимьяна, немного имбиря, залила кипятком. Наделала бутербродов с сыром и колбасой, разбудила детей. Первым на кухне появился Борис. Бодрый, веселый, в футболке и шортах. Он уже успел помахать гантелями и тридцать раз отжаться от пола. Все-таки сумасшедшая энергия у парня.

— Что тут у нас? — спросил он, хватая с тарелки бутерброд.

— Сначала кашу поешь.

— Гречневая. Жрать хочу, умираю.

— Тебе с молоком или маслом?

— И с молоком, и с маслом, и побольше.

Потом в пижаме на кухню вполз Петр. Взлохмаченный, сонный. Какие они разные. Борис весь в отца, огромный, сильный, этакий русский богатырь. А Петр в нее — невысокий, сухопарый, но очень красивый мальчик с волнистыми светлыми волосами.

— Не спи, — толкнул его в бок Борис, который уже закончил с кашей и принялся за чай с бутербродами.

— Не лопни, — огрызнулся Петр.

На кухню пришла Инга. Одетая в школьную форму, стройная, подтянутая. Вика заметила накрашенные ресницы и румяна на щеках. Она не знала, что дочь красится. Сколько открытий еще ее ждет?

— Я сама себе положу, — сказала Инга.

Взяла небольшую миску, бросила в нее несколько ложек каши, залив все это каплей молока.

— Почему так мало? — насторожилась Вика.

Она насмотрелась на юных девиц с анорексией. Их с каждым годом становилось все больше. Совсем недавно в больницу попала такая с ироничной фамилией Жевакина. Девочка ростом метр семьдесят весила всего тридцать два килограмма, кости да кожа.

— Я так объелась, так объелась, — говорила она Вике.

— Что ты съела?

— Пол-яйца и ложку йогурта.

Жевакина хотя бы не врала, что ест как слон. Были среди них и те, кто ел много, только все, что попадало в желудки, смывалось в унитаз с помощью двух пальцев в рот. Не дай бог у Инги те же проблемы.

— Она у нас за фигурой следит, — ухмыльнулся Борис.

— Что в этом плохого? — сказала Инга.

— Еда — это энергия, мышечная масса. У тебя тренировка сегодня, — объяснила Вика.

— Тренировки у меня сегодня нет. Теперь у нас по вторникам, средам и пятницам.

—

Давно так?

— С сентября.

После очередного открытия Вике дальше учить свою дочь стало неудобно, ладно, она к ней присмотрится повнимательней, что та ест и пьет и почему ресницы красит.

— У меня завтра в двенадцать игра с «Пингвинами». Если выиграем, первое место в области займем. Приходите, — заявил Борис, подхватывая из тарелки последний бутерброд.

— У нас же генеральная репетиция, — сказал Петр.

— Твоей новой программы? — спросила Вика.

— Нет. В программах прогон, а здесь репетиция. В школьном театре, в новогоднем спектакле.

— Он принца играет, — как-то злобно пояснил Борис, дожевывая бутерброд.

— Не подавись, — огрызнулся Петр. — Ты, получается, на репетицию не придешь.

— Да уж явно не приду. У меня роль маленькая. Это ты у нас звезда — и танцуешь, и поешь.

— Борис, а ты кого играешь? — спросила Вика.

— Он, кроме себя самого, никого не сможет изобразить, — сказал Петя.

За что получил локтем в ребро от брата.

— Ты чего? — скривился Петр от боли.

— Мальчики, не ссорьтесь. Когда спектакль? — спросила Вика.

— Тридцать первого декабря, в десять утра.

— Родителям можно прийти?

— Конечно.

— Тогда я завтра схожу на игру Бориса, а послезавтра на спектакль.

Дети молча уставились на нее.

— Что такого? Я на больничном. Мне интересно посмотреть, чем занимаются мои дети.

На кухню пришла Мария Дмитриевна.

— Чего это вы тут? В школу опоздаете, — сказала она.

— Ой, — вскрикнула Инга, посмотрев на часы. — Без двадцати девять.

Дети вскочили и, толкаясь, выскочили из кухни. Инга не стала ждать братьев. Не хотела с ними потом бежать сломя голову. Она ушла из дома первой. Проводив сыновей, Вика закрыла за ними дверь и пошла к маме на кухню.

— Во сколько ты Генриетту кормишь?

— Она раньше десяти не просыпается. Я сейчас в магазин схожу. Как вернусь, так и поднимем ее. Нужно бабулю сегодня искупать. Чтобы чистенькая к празднику была. Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо. Не волнуйся.

— Викуша, с сердцем не шутят. Полежи побольше, отдохни.

— Я уже все бока отлежала, — улыбнулась Вика. — Скажи, как Инга кушает?

— Ты заметила? Меньше, чем раньше. Мне Петровна, бабушка Светки, шепнула, что они часами по телефону какого-то Витю обсуждают. Может, влюбилась?

— Вполне возможно. Сама она тебе ничего не рассказывала?

— Откуда. Это же девичьи тайны. А подслушивать телефонные разговоры я не стану.

С этим было не поспорить. Первые влюбленности всегда тайные, о них рассказывать не принято, особенно родителям. Вика зашла в комнату мальчиков, собрала раскиданные Борисом вещи, присоединила их к грязным из корзины в ванне и засунула в стиральную машину. Когда мыла руки, взглянула на себя в зеркало.