Победа ускользает

Мошков Кирилл

Блондин подошел к ней и обнял, уткнувшись лицом в ее плечо. Она сделала то же самое: они были одинакового роста.

Все в комнате деликатно отвели глаза.

– Легин, -- еле слышно произнесла Синтия.
– - Я устала.

– Я тоже устал, -- тихо отозвался Легин.
– - Только это еще не конец, солнышко. Но мы теперь будем вместе. А это что за маленькая принцесса?

Синтия, сделав над собой усилие, повернулась, продолжая держать мужа за плечо.

– А это такая Джоан Таук, -- объяснила она вздрагивающим голосом. Джессли могла бы поклясться, что Синтия едва сдерживала слезы.
– -

Иди сюда, маленькая принцесса. Я знаю, что ты его не помнишь, но это твой папа.

Легин присел на корточки, глядя на девочку. Та очень деловито слезла с кресла, подошла к нему и протянула ручки, чтобы он поднял ее. Оказавшись на руках у отца, она провела рукой по его коротким светлым волосам. Синтия снова уткнулась лицом в плечо Легина, прижавшись щекой к коленкам дочери.

– Мама, тебе нельзя плакать, -- сказала девочка.
– - Ты говоила, что нам нельзя плакать, когда будет папа. Ты вот посмотъи, я не плакаю.

И она опять стала быстро двигать ручкой по волосам отца.

– Все-таки я тебя помню, -- сообщила она ему.
– - Ты был в такой чооной куъточке, и волосы были длинные.

– Да быть не может, -- сказал ей Легин.
– - Тебе же всего полтора года было.

– А я помню.

Легин помолчал несколько секунд, потом сказал:

– Ну вот и хорошо. Друзья, нам надо выйти отсюда с вещами и сесть в бус. Как только все кончится, а может быть -- и раньше, нам придется уехать отсюда. Ребята Пекарского уже наняли нам бус. Пойдемте все. Остальные придут прямо туда, так что берите их вещи тоже. Син, где твои вещи? Давай, я понесу.

Они вышли в коридор.

– Реми, Клю, глядите, кто к нам приехал, -- сказал Легин, качнув дочку на согнутой руке.
– - Это Джоан Таук. А это моя Синтия.

– Вы все стиженые, -- сказала девочка, с удовольствием продолжая трогать голову отца.
– - Папа, почему вы все стиженые? Мама, ты мне тоже постиги голову.

Они поднялись на первый ярус пресс-центра -- не там, где спускалась Синтия: в коридоре за сценой теперь плотно стояла охрана. На сцене Марк Пекарски и Йонас Лорд рассказывали свободной прессе Галактики вещи, слушая которые, зал сдержанно гудел, время от времени взрываясь вопросами. В маленьком служебном вестибюле у того входа, через который Дамир провел Синтию и Джоан четверть часа назад, работал небольшой телевизор, и охранники то и дело отвлекались, взглядывая на экран. Легин остановился в вестибюле, пока Реми, Эвис и девушки выносили рюкзаки за проходную, туда, где виднелся зеленый блестящий бок скоростного буса, вроде тех, что доставляют пассажиров из далеких отелей в Залы Ожидания. Синтия держала мужа за руку, но на него не смотрела.

– Устала.
– - Это был не вопрос, а утверждение. Легин чувствовал, что Синтия на пределе сил и из-за этого очень сердита.
– - Зато добрались вовремя. Я, видишь ли, ушел со службы.

Синтия коротко глянула на Легина.

– Ты думаешь, что меня это должно обрадовать?

Легин грустно улыбнулся.

– Я ни о чем сейчас не думаю. Я просто знаю, что иначе нельзя, если я хочу хотя бы попытаться сделать так, чтобы быть с тобой и Джоан. Я теперь вне закона, солнышко. Я нарушил присягу и лично арестовал Президента Конфедерации, который оказался пособником бандитов.

Синтия

опять бросила короткий взгляд на Легина, невольно подняв брови от удивления.

– Ладно, не обращай на меня внимания, -- сказал она через пару секунд.
– - Я устала, поэтому сержусь. И еще я голодная, как марсианский паук.

– Я видела масианского паука в зоопаке в Паиже, -- сообщила Джоан.
– - Мы с мамой ездили в Паиж тебя искать.

– Они мне не хотели давать никакой информации относительно того, где ты и что с тобой, -- сердито пояснила Синтия.

– Я не обязан отчитываться в своих поступках, -- говорил тем временем на экране телевизора сердитый адмирал Ямамото, и эхо его голоса доносилось со сцены пресс-центра через коридор.
– - Я уже много лет не на государственной службе, а законы Конфедерации не запрещают состоять в общественных организациях.

– Особенно в тех организациях, которые ставят своей целью насильственное свержение существующего строя, так?
– - На экране возник тот, кто задал вопрос -- седоголовый Ян Парка, корреспондент федерального телеканала FTVC1 в Космопорте, один из самых популярных в Конфедерации тележурналистов.

– Называйте это как хотите, -- угрюмо ответил Ямамото.

В вестибюле появился еще один охранник -- тот плечистый здоровяк, который встречал "фигурантов" на вокзале экспресса. Он подошел к Легину и тихо сказал ему:

– Все, вам пора. Оперативники МИБ уже у центрального входа. Еще две минуты -- и они будут на этом входе тоже.

Эти последние слова услышала Клю, которая вернулась из буса, чтобы забрать чемодан и рюкзак Синтии.

– Надо вывести оттуда Йона, -- сказала она Легину взволнованно.
– - Мы оставляем им этих двоих, но ведь не Йона?

– Не беспокойся, -- сказал ей Легин и повернулся к Синтии.
– - Син, ты не подержишь нашу принцессу пару минут?

Джоан переехала на руки к матери и сообщила ей:

– Папа сильный, а ты усталая. Давай я ножками постою.

Синтия тихонько засмеялась.

– На ножках постою, -- поправила она девочку.
– - Ничего, малышка, я тебя подержу.

Легин тем временем, поднеся радиобраслет к губам, сказал:

– Ким, слышишь меня? Все, наше время вышло. Выходи сам, выводи наших и -- главное -- Йона. Ты можешь его вывести со сцены так, чтобы никто не обратил внимания?

Видимо, услышанный ответ его позабавил, потому что он неожиданно фыркнул и засмеялся, переключая канал.

– Марша, держи вход в туннель с проспекта. МИБ на подходе.

Затем он взглянул на жену, которая смотрела на него искоса.

– Все сердишься? Да, я заслужил. Не дуйся. Идите в бус. Я за вами. Клю, проведи их в бус.

– Спасибо, Клю, -- сказала Синтия, -- мы сами.

Она ушла вслед за Клю, катившей ее чемодан. Джоан через плечо матери, наморщив носик, смотрела на отца, который ей подмигнул. Она попыталась подмигнуть ему в ответ, но у нее не получилось: она еще не умела закрывать глаза по отдельности, и получилось только зажмуриться, а когда она разжмурилась, она уже была в очень уютном бусе с высокими серыми сиденьями и красиво блестящими стеклами, в которых отражалось все, что было внутри, потому что бус был освещен изнутри ярким белым светом, и папу уже не было видно.