Победить Наполеона. Отечественная война 1812 года
Шрифт:
Я не стану рассказывать, как возникли первые объединения людей, мечтавших дать своему народу свободу. Не стану писать и о восстании декабристов – об этом рассказано много, а уж само восстание описано буквально по минутам. Мне более всего интересно, что развело по разные стороны баррикад людей, ещё недавно сражавшихся бок о бок, ещё недавно считавших Наполеона своим злейшим врагом, а Александра – ангелом во плоти. Ярчайший тому пример – братья Орловы.
Старший из них, Алексей Фёдорович, участвовал в кампаниях 1805–1807 годов. За отличие в битве при Аустерлице был награждён золотой саблей «За храбрость» и орденом Святой Анны. В Бородинском сражении под ним убили лошадь, и он остался пешим среди неприятельской конницы. Польские уланы семь раз ударили его пиками, но он, отбиваясь палашом, сумел устоять на ногах, пока его не отбили свои. Отважно воевал он и во время Заграничного похода русской армии.
Его младший брат, Михаил
Военная карьера братьев Орловых не даёт ни малейшего повода усомниться в их патриотизме. Но как по-разному понимают они любовь к Отечеству! Алексей – преданный слуга императора Александра, а потом и Николая, убеждённый монархист. Для Михаила пребывание за границей не прошло бесследно, он вернулся в Россию, охваченный жаждой общественной деятельности на пользу родине. Вскоре по возвращении он составил адрес царю об уничтожении крепостного права. Адрес, естественно, никаких последствий не возымел, кроме разве того, что отношение императора к недавнему любимцу заметно ухудшилось.
Но Михаила это не образумило: он не может смириться с порядками, которые царят в стране и в армии. Введение конституции, уничтожение крепостного права кажутся ему не только обязательными, но всего лишь первыми шагами в переустройстве России. Начал с того, что окружил себя группой помощников, готовых усердно проводить в жизнь его программу, устроил в частях, которыми командовал, школы грамоты с весьма обширной программой; решительно запретил применять к провинившимся солдатам телесное наказание и строго преследовал офицеров, нарушавших запрет.
Михаил Фёдорович возглавил кишинёвскую организацию декабристов. На московском съезде в январе 1821 года выдвинул программу решительных действий не только против Александра I, но против самодержавия как такового. Программа была слишком радикальна, а большинство участников съезда не были готовы пролить хоть каплю крови…
В феврале 1822 года генерал Орлов был отстранён от командования дивизией. Тем не менее декабристы по-прежнему предполагали поставить его во главе готовящегося восстания. Участвовать в событиях на Сенатской площади опальный генерал физически не мог: был в Москве, да и отошёл от активной деятельности по настоянию своего тестя Николая Николаевича Раевского, который, разделяя многие взгляды декабристов, был убеждён в бессмысленности их действий.
В декабре 1825 года героя Отечественной войны арестовали. Принято считать, что Михаила Фёдоровича строго не наказали (хотя можно ли строго карать не за действия, а всего лишь за умысел?) благодаря заступничеству могущественного брата. Вполне вероятно. Но можно предположить и другое: среди арестованных он был самым прославленным, армия его обожала. Не исключено, что Николай I просто не решился с ним расправиться, боясь новых волнений. Наказание было ограничено шестью месяцами заключения в Петропавловской крепости и высылкой в отдалённое имение.
Что же касается старшего брата, то Алексей Фёдорович 14 декабря 1825 года первым из полковых командиров привёл свой полк на Сенатскую площадь для подавления мятежа. За что был удостоен особого доверия нового государя…
Это всего лишь одна история. Их много.
Так почему же лучшие люди России, во всяком случае гордость российского офицерского корпуса, стали вдруг врагами и друг друга, и своего императора, которому ещё недавно были преданы безраздельно?
Начиналось с малого. К примеру, однажды, присутствуя на военных маневрах войск, участвовавших в разгроме Наполеона, Александр строго заметил руководителю учений графу Михаилу Семёновичу Воронцову: «Следовало бы ускорить шаг!» На это Воронцов с достоинством ответил: «Государь! Мы этим шагом пришли в Париж». Слышавшие этот диалог боевые офицеры с трудом сдерживали иронические усмешки: похоже, самодержец всерьёз начинал верить в свой полководческий дар…
Оно и понятно: после блистательного окончания Отечественной войны Александра Павловича одни превозносили вполне искренне, другие ему беспардонно льстили. И он уверовал (почти уверовал) в собственное величие. Тем более что его с юности одолевал комплекс неполноценности, от которого лишь время от времени удавалось успешно избавляться. Но как только обстоятельства вынуждали
Михаил Семенович Воронцов Джордж Доу. «М. С. Воронцов»
Ему нелегко было скрывать выросшую до гигантских размеров самооценку После сражения при Бриенне, одного из последних на подходе к Парижу (в нём, кстати, одержал верх Наполеон), Александр I, проезжая мимо приветствовавших его воинов, бросил Алексею Петровичу Ермолову: «В России все почитают меня весьма ограниченным и неспособным человеком; теперь они узнают, что у меня в голове есть что-нибудь». Он повторит это почти дословно спустя два месяца уже в Париже (об этом я уже писала). Так что комплексы его не покидали…
Об этом особенно ясно свидетельствует рассказ Александра Ивановича Михайловского-Данилевского. В своём «Описании Отечественной войны в 1812 году», признанном одним из самых глубоких и серьёзных трудов об этой войне («Описанием» наряду с книгой Адольфа Тьера «История Консульства и Империи» с благодарностью пользовался, работая над «Войной и миром», Лев Николаевич Толстой; он почерпнул из этих книг много полезного и назвал их «главными историческими произведениями» о времени наполеоновских войн, имевшими «миллионы читателей»), он вспоминает, что вписал в официальный журнал боевых действий по поводу кончины Кутузова: «Войска после него осиротели». Император прочитал. И эти слова «были вымараны государем». Не говорит ли этот случай о с трудом переносимой ревности Александра I к полководческому авторитету и посмертной славе Кутузова куда больше, нежели пространные рассуждения учёных-психологов?
Но здесь – один свидетель. А вот поступок обожаемого государя, описанный Иваном Дмитриевичем Якушкиным (я цитировала фрагмент его воспоминаний в главе о Елизавете Алексеевне), видели сотни людей, в основном – солдаты и офицеры, вернувшиеся домой после победы. Продолжу цитату из воспоминаний Якушкина: «Мы не верили собственным глазам и отвернулись, стыдясь за столь любимого нами царя. Это было во мне первое разочарование на его счёт; невольно вспомнил я о кошке, обращённой в красавицу, которая, однако ж, не могла видеть мыши, не бросившись на неё».
Это упоминание о кошке, неспособной сладить со своими инстинктами, – далеко от шутки. Горький его смысл в том, что будущий декабрист (и не он один) понял: наделённые самодержавной властью – неисправимы. Отсюда со временем придёт убеждение радикального крыла мятежников: чтобы дать стране свободу, необходимо покончить не только с Александром Павловичем, но со всеми Романовыми. И в этом будет одно из коренных отличий заговора декабристов от всех предшествующих заговоров, которые задавались одной целью: заменить плохого царя – хорошим.
Первые добивались одного: устранения монарха, который их не устраивал, и замены его другим самодержцем. Вторые покушались на саму монархию и одну из главных её основ – крепостное право.
Именно отношение к рабству разделило тогда общество на два лагеря. Причём те, кто рабство ненавидели, были в меньшинстве. Их обрадовала и вдохновила речь Александра I на открытии сейма Царства Польского в 1818 году. Он обещал «…явить моему отечеству то, что я уже с давних пор приуготовляю», то есть дать и России давно и неоднократно обещанную конституцию. Люди наиболее проницательные, всё чаще замечавшие двуличие императора, непоследовательность его поведения и ненадёжность обещаний, и на этот раз обещанию не поверили.
У основной же массы дворянства речь Александра Павловича вызвала, по определению Михаила Михайловича Сперанского, «все припадки страха и уныния». Вот тут-то люди, знающие императора, и заподозрили, что обещания отменить крепостное право он использует для устрашения дворян и укрепления своей власти. Об этом с поразительной откровенностью написал царю полковник Тимофей-Эбергард Георгиевич фон Бок, герой наполеоновских войн, награждённый за отвагу несколькими орденами и золотым оружием: «Его величество использует освобождение крестьян в качестве повода, чтобы подавить единственный класс, который до сих пор сопротивляется правлению тирании».«Записка» Бока, обосновывающая необходимость введения в России конституционного образа правления, сохранилась. В апреле 1818 года она была передана царю. Ответ последовал незамедлительно: за «неслыханную дерзость» Александр приказал немедленно заключить автора «Записки» в каземат Шлиссельбургской крепости. Девять лет провел герой нескольких войн в секретном заточении и сошел там с ума. Надо думать, его судьба не оставила равнодушными товарищей по оружию. Она стала ещё одной причиной глубокого разочарования в императоре.