Победить тьму...

Эрскин Барбара

Джейн дотронулась до его руки.

— С тобой все в порядке?

Он пожал плечами.

— Мне кажется, этот вопрос не совсем уместен, ты так не думаешь? Какая все-таки жестокая штука жизнь.

— Всю свою жизнь он поступал так, как считал правильным. Ведь это единственное, что доступно каждому из нас.

— Он умер очень одиноким человеком.

— У него был его Бог, Адам.

Очень жестокий Бог, который не был добр и милостив к нему. Эта невысказанная мысль зависла в воздухе. Затем Адам повернулся спиной к могиле.

— Пойдем. Давай вернемся в отель и что-нибудь выпьем. — Его знобило. —

Слава Богу, мне никогда больше не придется возвращаться в это несчастное место.

Если бы сейчас он захотел обратиться к своим детским воспоминаниям или воспоминаниям о Брид, ему бы это не удалось.

Они вернулись назад в Сент-Албанс, и их жизнь потекла своим чередом. Но многое изменилось. Адам стал более отчужденным, более замкнутым, более нетерпимым. Ночью в их спальне он часто говорил Джейн, что очень устал и не может заниматься с ней любовью. Его терпение по отношению к Келому достигло предела. Поэтому, когда их сын объявил своим родителям о том, что собирается жениться на Джульетте, последовала незамедлительная и очень резкая реакция с его стороны.

— За всю свою жизнь я не слышал большей глупости! — Адам смотрел на сына, как будто до сих пор не мог поверить собственным ушам. — Нет, меня совершенно не волнует то, что ты собираешься мне сказать. Ты не женишься на ней. — Его лицо было белым от гнева. — Ради Бога, молодой человек, тебе же вот-вот надо будет сдавать выпускные экзамены. Ты еще школьник. Ты не можешь даже думать о женитьбе, по крайней мере еще лет десять. Ну скажи ему, Джейн. — Он повернулся к своей жене, которая стояла у окна в его кабинете к ним спиной и смотрела на зимний сад.

— Я уже сказал тебе, пап, мы подождем до следующего лета. К тому времени мы оба окончим школу.

— К тому времени тебя будет ждать университет.

Келом глубоко вздохнул.

— Я собираюсь пропустить один год, отец. Я хочу попутешествовать, посмотреть мир. Вот в чем дело. Джули согласна со мной. Мы, кажется, ходили в школу целую вечность. А теперь мы хотим немножко отдохнуть. Лиза совершенно не возражает.

— Для тебя, молодой человек, она — тетя Лиза, — автоматически парировал он ему.

— Она мне не тетя, — тут же возразил Келом. — И она ненавидит, когда ее так называют. Она говорит, что чувствует себя полной старухой. Я называю их Лиза и Фил. А если бы ты был более современным и не придерживался таких отживших взглядов, ты бы тоже позволил Джули называть тебя по имени. Это какой-то идиотизм настаивать, чтобы тебя называли тетей и дядей, как будто ты старая развалина и тебе сто лет! — Кровь прихлынула к его щекам. — В любом случае, я не понимаю, зачем мы сейчас это обсуждаем. Это же всего лишь на один год, не на целую вечность. И не переживай об этих глупых экзаменах. Я не провалюсь.

Он стремительно выскочил из комнаты и громко хлопнул за собой дверью. Джейн и Адам остались в одиночестве слушать шум его удаляющихся по лестнице шагов, за которыми последовал сильный хлопок двери его комнаты.

Адам раздраженно поднес ладонь к лицу.

— Когда мы упустили его?

Джейн устало улыбнулась, пытаясь хоть как-то разрядить обстановку.

— Мы не упустили его, Адам. — Она подошла к нему и положила руку ему на плечо. — Не беспокойся, все это никак

не отразится на его экзаменах. Это просто нервы. Просто мы слишком опекали его и не видели, как сильно это его раздражает. Не делай трагедии. Мы же знаем Джули всю жизнь. Так случилось, что они полюбили друг друга. Они очень чувствительные дети. Я не думаю, что они натворят каких-нибудь глупостей.

— То есть ты хочешь сказать, что он будет поступать в медицинский колледж? — Адам шарахнулся от нее.

— Конечно. — Она выпрямилась, пытаясь не придавать особого значения его неожиданной реакции на ее прикосновение, и быстро поцеловала его в затылок. Волосы его были, как и всегда, непричесанными. Они нисколько не выдавали его возраста, хотя две-три седые пряди все-таки отмечались. Она поежилась и снова подошла к окну. — Скорей бы весна. Кажется, зима в этом году бесконечна. Мне уже надоели эти сугробы. — После ее слов свежий порыв ветра резко подул в окно и забарабанил по оконному стеклу. — Там кошка, несчастное животное, наверное, она замерзла.

— Кошка? — Адам весь напрягся и стремительно вскочил со стула. — Где?

Она грустно улыбнулась.

— Нет, это не твой жестокий друг. Это черная кошка, посмотри. — Она повернулась к нему и нахмурилась. — Адам, что случилось? — Она увидела, как он беспорядочно крутит трясущимися руками шариковую ручку.

— Ничего.

— Не глупи. Что-то происходит. Это из-за Келома? Господи, ради Бога, не расстраивайся ты так из-за него.

Адам закрыл глаза. Она сказала «твой жестокий друг». Если бы она только знала! Он кусал губы, отчаянно пытаясь восстановить дыхание, так как мысленно снова перенесся в то время, когда он последний раз виделся с кошкой. Это было примерно несколько недель назад, Джейн тогда уехала к своей матери в Годалминг.

Он был дома один, занимался своими бумагами. Когда время подошло к обеду, он наконец поднялся, потянулся и прошел в сад подышать свежим воздухом и немножко расслабиться. Вдруг откуда ни возьмись, из-под ветки яблони, пригнувшейся под снегом почти до земли, выпрыгнула кошка и стала мурлыкать. Было такое впечатление, будто она знала, что Адам дома один. Он взял ее на руки, принес в дом и на кухне под столом налил в блюдце молока. Но кошка не притронулась к молоку, а сразу побежала к двери, проскользнула сквозь нее и стала подниматься наверх, прямо в спальню.

— Киса? — Несколько минут он стоял в комнате, соображая, куда отправилась его подружка. Затем медленно последовал за ней в холл, встал у нижней ступеньки лестницы и посмотрел наверх. — Киса? — В пустом доме его собственный голос показался ему довольно странным. — Киса, где ты? — Тишина. Он остался стоять там же, где и был, у нижней ступеньки лестницы, прислонившись головой к гладкой, выкрашенной в белый цвет колонне, которая устремлялась вверх. Одна половина его существа уже прекрасно понимала, что сейчас настал момент истины, но он не мог смотреть реальности в глаза. Он сейчас даже не воспринимал эту реальность. Все, что он знал, это то, что если он поднимется наверх, то снова проникнет в этот странный мир своих вожделенных снов и потеряется там. Последнее, что он помнил, это то, что посмотрел на часы: было десять минут второго. В три тридцать он должен был быть в своем кабинете в офисе.