Победитель драконов. Дилогия
Шрифт:
Бортник Годимиру сразу не понравился. Какой-то плюгавый, узкоплечий, борода пегими клочьями, нос обгорел на солнце и облазит, поблескивая в прорехах молодой розовой кожицей. Но самым неприятным на его лице были толстые мокрые губы, шевелящиеся под усами, словно жирная гусеница.
Ярош волок, нежно прижимая к боку, оплетенный кувшин, а Дорофей умудрился держать сразу здоровенный пучок зеленого лука, каравай ржаного хлеба с поджаристой корочкой, толстый ломоть сала, дразнящего багровой прорезью, и горшочек, закопченный снизу.
— Чем богаты, понимаешь,
— Это точно, — подтвердил Олешек. — Особенно, как чоботы снимет, портянки развесит, так хоть топор вешай. Вторую ночь на соломе сплю.
— Верно, — кивнул Ярош. — Сколько его знаю, портянки еще ни разу не стирал.
— Зато меня комары не жрут, понимаешь. На лету дохнут. — Дорофей извлек из-за пазухи четыре грубо слепленные глиняные чашки, заглянул в каждую, из одной выудил мусор немытым пальцем. — Не побрезгуй, пан рыцарь…
Годимир хмыкнул. Уж чем-чем, а грязью его не удивишь. Как говаривали в Чечевичах, в имении его батюшки, грязь не сало — высохла и отстала. Опять же в странствиях даже самому чистоплотному рыцарю удается вымыться по-настоящему едва ли раз в месяц. Купания в прудах и речках не в счет — они только освежают, а грязь не смывают.
Ярош зубами выдернул капустную кочерыжку, воткнутую в горло кувшина. Сладковато и едко запахло брагой.
— Это свекольная, — пояснил разбойник. — Вонючая — спасу нет, зато с утра голова не болит. Кроме Дорофея никто так делать не умеет, елкина моталка. — Он ловко разлил брагу по чаркам. — Скажешь слово, а, пан рыцарь?
Годимир пожал плечами:
— Не умею я. Я все больше с мечом управляюсь. У нас вон — музыкант есть. Для него слова привычней.
— Только скромничать не надо, пан рыцарь, а? — усмехнулся Олешек. — Я-то скажу, но ты тоже с рифмами не в ссоре.
— Ладно, говори, не томи душу, — отмахнулся словинец.
— Давайте выпьем за Яцев день и ночь Водограя. Чтоб чудеса нам попадались на пути чаще, чем чудовища. Чтоб все мечты наши исполнились. Чтоб Годимир нашел и королевну, и дракона. Чтоб Ярош такую хэвру сколотил, с какой не стыдно и за горы пограбить сходить. А Дорофей чтоб приучился портянки стирать.
— А ты? — спросил Годимир. — У тебя какое заветное желание?
— Да что я? — Шпильман даже скривился. — Какие у меня могут быть желания? Станешь королем — приглашай петь в замке. Вот и все мои желания.
Брага опалила глотку, выдавив слезы из глаз вернее жалостливой канцоны. Стараясь забить резкий вкус и умопомрачительный аромат, Годимир сунул в рот стрелку лука. Дорофей занюхивал хлебным мякишем.
— Ох, и ядреная… — застонал Ярош и потянулся разлить еще по одной. — Закусывайте, не стесняйтесь.
Олешек не церемонился и набил рот салом и хлебом так, словно после собирался поститься до осени. С трудом ворочая челюстями, перехватил цистру поудобнее, провел ногтем по струнам.
— Ты не спеши, не спеши. — Лесной молодец счистил с куска
— Да никогда, понимаешь. — Дорофей щелчком сбил крошку с бороды. — Мой дед ни разу в жизни живого шпильмана не видел, так и помер. А тут… Да еще рыцарь, понимаешь, странствующий… Ох и повезло нашим девкам сегодня! Эту ночь Водограеву еще лет двадцать вспоминать будут.
— Да что-то меня не тянет веселиться, — признался Годимир, осушив вторую чарку. — Только и думаю, как королевну от дракона спасти…
— Это дело, конечно, нужное, — согласился Ярош, разливая по третьей. — Ну, меж второй и третьей…
— Перерыва нету! — подхватил Дорофей, а музыкант поморщился. Наверное, от простецкой рифмы.
— Господь троицу любит, — потянулся за чаркой шпильман.
— Верно! Ты выпей, пан рыцарь, а королевна никуда не денется, понимаешь. И так уж позеленела, поди.
— Чего? — не понял Годимир. — Отчего это королевна позеленела вдруг?
— А помнишь, кметь в корчме у Андруха толковал? — принялся пояснять Бирюк. — Поверье у нас в Заречье такое. Ежели какая баба со змеем живет, то непременно позеленеет. Нет, я, конечно, понимаю — королевна и все такое…
— Но устроена она так же, как и все бабы! — Бортник уже порядочно захмелел.
— Я — рыцарь и не позволю… — Годимир попытался подняться с корыта.
— Все, все… Уже замолчали. — Ярош ткнул кметя в бок. — Сейчас еще по одной, а потом пан музыкант нам споет.
— Вот так всегда! — ответил Олешек. — Одним пить-гулять, другим их развлекать! — Но обиженным или недовольным он не выглядел. Прожевав очередной кусок, откашлялся и взялся за инструмент.
— Да не спеши ты! — Разбойник подтолкнул к нему чарку. — Успеешь спеть.
— Не-а! Потом пальцы заплетаться начнут. — Шпильман ударил по струнам и запел:
— Пора, мой друг, пора!
Ольха стучит в окно.
С корчемного двора
Уйдем, пока темно.
Застанет нас в пути
Рассветный робкий луч,
Весенние дожди
И снег тяжелых туч.
Нас ждет чудесный край,
Пар заливных лугов,
Тенистый шум дубрав
И аромат стогов.
Оставь седло, мой друг,
И отложи клинок.
Вступи в задорный круг,
Пляши, не чуя ног.