Победитель остается один
Шрифт:
Его тело продолжает полет. Надо было, вероятно, поговорить с Евой раньше – она никогда особенно не распространялась о своем бывшем муже, как бы негласно условившись с ним о том, что тот принадлежит прошлому, которое ни при каких обстоятельствах не хотелось бы воскрешать… Все происходит будто при замедленной съемке, и русский с кошачьим проворством отступает. Пистолет в руке не дрожит.
Первая секунда истекла. Хамид видит, как сдвинулся палец, нажимая спусковой крючок, но ничего не слышит, а только чувствует, как под страшным давлением раздвигаются кости в самой середине его лба. И в тот же миг гаснет его вселенная, а вместе с ней – память о юноше, мечтавшем добиться успеха, о приезде в Париж, об отцовской
– Не кричи! Ни звука! Успокойся.
Разумеется, она не станет кричать, но и ни к чему просить ее успокоиться. Она объята животным ужасом – она и сама, несмотря на дорогое платье и драгоценности, стала насмерть перепуганным животным. Кровь будто застыла в жилах, лицо бледнеет, голос пропал, артериальное давление резко падает. Он точно знает, что она испытывает сейчас – когда-то и ему самому, оказавшемуся под прицелом афганской винтовки, пришлось пережить те же чувства. Человек впадает в ступор и не способен шевельнуть ни рукой, ни ногой. Он уцелел тогда потому, что товарищ успел выстрелить первым. Он на всю жизнь сохранил благодарность однополчанину, спасшему ему жизнь: потом все считали этого парня всего лишь его личным водителем, тогда как они были по-настоящему близки, часто разговаривали – и не далее как сегодня во второй половине дня Игорь звонил ему, справляясь, нет ли вестей от Евы.
Ева, бедная Ева. Нелегко, когда рядом с тобой погибает человек. Люди – они такие: совершенно непредсказуемые существа, вот зачем он полез, не имея никаких шансов справиться с ним?.. И как поведет себя оружие, тоже никогда не узнаешь наперед – он-то думал, что пуля пройдет навылет, расколов черепную коробку, но она, пущенная под этим углом, вероятно, пронизала мозг, наткнулась на неподатливую кость и ушла в грудную клетку. Об этом можно судить по тому, что крови почти нет, а Хамид продолжает биться в конвульсиях.
Должно быть, это они, а не выстрел, так перепугали Еву. Он ухватывает тело за ноги, тянет на себя, высвобождая женщину, и стреляет Хамиду в затылок. Судороги стихают. Что ж, этот человек был отважен до конца и потому заслуживает достойной смерти.
И вот они остаются на пляже вдвоем. Игорь, став на колени, прижимает ствол к ее груди. Ева неподвижна.
Он-то думал, что у всей этой истории будет иной финал: она понимает смысл его сообщений и дает ему новый шанс на счастье. Он столько раз представлял себе, что скажет ей, когда – вот как сейчас – они останутся вдвоем, глядя на безмятежную ширь Средиземноморья, как будут улыбаться и разговаривать.
И что эти слова, хоть и вполне бесполезные, не застрянут у него в горле.
– Я всегда воображал, как, взявшись за руки, мы снова будем гулять по парку или по берегу моря и наконец скажем друг другу слова любви, которые были отложены так надолго. Раз в неделю будем ужинать где-нибудь вне дома, ездить туда, где никогда прежде не бывали, и ездить исключительно ради прелести узнавания новых мест в обществе друг друга.
Покуда тебя не было со мной, я переписал себе в блокнот стихи, которые буду читать тебе на ухо, чтобы убаюкать. Я писал тебе письма, в которых рассказывал обо всем, что со мной происходит, и все, что я чувствую, но не отправлял их, а оставлял там, где ты их рано или поздно найдешь и поймешь: я не забывал тебя ни на день, ни на минуту… Мы будем обсуждать с тобой архитектуру и убранство того дома, который я хотел построить для нас двоих на берегу Байкала: знаю, у тебя есть мысли на этот счет. Я планировал построить и частный аэродром и надеялся,
Ева молчит. Только смотрит на расстилающуюся перед нею гладь.
– Я пришел сюда только ради тебя. А теперь наконец понял, что все это совершенно впустую.
Он спускает курок.
Выстрел почти не слышен – дуло плотно прижато к ее груди. Пуля попала куда нужно, и сердце перестало биться мгновенно. Ева причинила ему много страданий, но все же ему не хочется, чтобы она мучилась перед смертью.
Если есть жизнь после жизни, они оба – женщина, которая предала его, и мужчина, который позволил, чтобы это случилось, – идут сейчас, взявшись за руки, по лунной дорожке, протянувшейся от горизонта до самого берега. Они повстречают ангела в обличье девушки-португалки с густыми бровями, которая объяснит им толково и доходчиво все, что произошло, и не позволит испытать злобу, обиду, ненависть, ибо всем и каждому в свой час приходится покидать планету под названием Земля. И скажет, что любовь оправдывает поступки, недоступные постижению человеческому, – если только человек не пережил то, что пережил он, Игорь.
Глаза Евы по-прежнему открыты, но тело обмякло и осело на песок. Он оставляет обоих убитых, а сам, подойдя к скалам, тщательно стирает отпечатки пальцев с пистолета, а его забрасывает в море – как можно дальше от того места, где все трое созерцали новорожденный месяц. Поднимается по лестнице, по дороге опускает в мусорную урну глушитель – он не пригодился; музыка всем своим громом и лязгом вступила вовремя.
10:55 РМ
Габриэла идет к единственному человеку, которого знает.
Гости в эту минуту уже выходят из зала, где ужинали; оркестр играет музыку 60-х, и люди, улыбаясь друг другу, стараются перекричать ее оглушительный грохот.
– Я искала тебя. А где же твои друзья?
– А где твой спутник?
– Только что ушел, сказав, что с актером и режиссером стряслось что-то ужасное. Бросил меня, ничего не объяснив. Добавил только, что вечеринка на яхте отменяется.
Игорь представляет себе, что значит «стряслось что-то ужасное». Он вовсе не собирался убивать человека, которым так восхищался, – если выпадало немного свободного времени, он старался не пропускать ни одного фильма с его участием. Но ведь он не виноват, что так вышло – человек есть слепое орудие судьбы.
– Я собираюсь уходить. Если хочешь, могу отвезти тебя в отель.
– Но ведь праздник только начинается!
– Что ж, оставайся, повеселись. Мне завтра рано утром улетать.
Решать Габриэле надо быстро. Либо с сумочкой, набитой бумагой, оставаться здесь, где она никого не знает, дожидаясь, когда какая-нибудь добрая душа сжалится и довезет ее хотя бы до Круазетт, – а уж оттуда, сняв туфли, она пройдет бесконечный подъем до квартирки, снятой на пятерых.
Либо принять предложение этого обходительного и приятного господина, обладающего, без сомнения, множеством полезных связей, да еще и дружащего с женой самого Хамида Хусейна. Да, она застала начало какой-то вроде бы ссоры, но думает, что все уладилось и они вскоре помирились.
Она получила роль. И очень устала от бурных событий и чувств сегодняшнего дня. И боится, что опять выпьет слишком много и все испортит. Одинокие мужчины будут виться вокруг нее, осведомляясь, не скучно ли ей, и почему она без кавалера, и что намерена делать по окончании праздника, и не хочет ли заглянуть в один из ювелирных бутиков. И весь остаток вечера надо будет уклоняться от этих назойливых ухаживаний – причем так, чтобы никого не обидеть, не задеть чересчур чувствительных струн, ибо никогда ведь не знаешь, с кем разговариваешь.