Победители и побежденные
Шрифт:
В обстановке всеобщей радости и духовного подъема незаметно подошла летняя экзаменационная сессия. Она далась Тёме и его другу Назарову с еще большим трудом и нервным напряжением, чем зимняя. Недооценив зачет по марксизму-ленинизму, они пропустили много занятий и, хотя подготовились к нему хорошо, мстительный преподаватель принял его лишь с третьего раза, из-за чего в деканате их едва не допустили к сдаче экзаменов. Тем более Тёма ее успешно преодолел и вновь стал круглым отличником,
К радости от успешного перехода на следующий курс прибавилось огромное счастье, которое они испытали, став свидетелями подготовки и проведения в столице парада Победы. Все, что они увидели и услышали в эти славные дни, врезалось в память на всю жизнь. Еще накануне в Москву стали прибывать войска, отобранные для участия в параде. Это были гвардейские части, в основном танковые, а также самоходки и мотопехота. Они выстроились длинными колоннами вдоль центральных магистралей, ведущих к Красной площади.
Погода подвела лишь в день праздника, когда пошел дождь, а накануне она была отличная, и москвичи любовались грозной боевой техникой и бравым видом овеянных славой гвардейцев. Многие подходили к участникам парада и подолгу разговаривали с солдатами и офицерами. Тёма с Василием пришли на улицу Горького, где стояла колонна знаменитых танков «Т-34», доказавших свое преимущество на полях сражений. Однако их поразила не столько техника, сколько свежий вид, уверенность в своих силах и боевой дух танкистов.
Это была уже не та армия и не те солдаты, которых видел Тёма в госпиталях. Она научилась воевать и побеждать сильного и умелого противника. А солдаты и офицеры, испытав вкус побед, были вполне готовы к новым сражениям с любым врагом, как будто за плечами не было столь кровопролитной и тяжелой войны. Это не поддавалось объяснению, это был факт.
— Так, как сейчас, воевать можно, — твердили они в один голос. — Когда, перед тем как идти в атаку, тяжелая артиллерия в сотни стволов взламывает оборону врага, огненным шквалом его выжигают «катюши», а сверху вдобавок бомбит авиация, не давая поднять голову.
— Но они же наносят ответные удары, — спрашивали любопытные. — Ведь и у них есть артиллерия, танки и авиация.
— Куда там! — весело отвечали фронтовики. — Немец уже совсем не тот. У нас теперь полное превосходство во всем, и особенно в артиллерии. Смеялись над нами, когда у них было все, а нам приходилось обороняться голыми руками. Но теперь фрицы драпают почище нас, хотя у них еще всего дополна!
— С фрицами все ясно, — говорили люди и осторожно интересовались. — А что, ребята, смогли бы вы вдарить сейчас по союзникам, если те зарвутся? Неужто у нас на это еще есть силенки? Неужто не надоело воевать?
— Нет вопроса! Конечно, домой хочется. Но если будет надо, так дадим по
Боевой дух солдат и офицеров людей радовал, однако новой войны никому не хотелось. Наоборот, все только и мечтали о счастливой мирной жизни. Через несколько дней друзья расстались до осени. Василий отправился к родным в подмосковную деревню, а Тёме предстоял более дальний путь. Он получил от своего отца документы, необходимые для проезда во Львов, где ему предстояло провести остаток лета.
Поезд выбился из графика и пару часов простоял в Киеве. Когда пассажирам объявили о задержке, Тёма даже обрадовался: появилась возможность прогуляться в центр города. Но та картина разрушений, которую увидел, добравшись до Крещатика, была ужасающей! Все прилегающие кварталы лежали в руинах. От когда-то прекрасных зданий остались одни кирпичные коробки. Говорили, что их взорвали отступающие немцы по приказу Гитлера.
— Ничего, мы заставим фрицев восстановить то, что разрушили, — говорили люди, работавшие на расчистке завалов. — Они нам заплатят за все сполна!
— Мы сделаем наш город еще краше, — с уверенным оптимизмом заявляли киевляне в ответ на сочувственные замечания приезжих. — Можете в этом не сомневаться!
Львов от войны практически не пострадал. Кроме того, у города был европейский вид и в нем еще оставалось много поляков. Их принудительно выселяли на родину, и поэтому настроены они были враждебно. Тёма пытался о чем-то спросить прохожих, по все делали вид, что не понимают по-русски.
— Не разумем, — мрачно бросали они на ходу и прибавляли шагу.
— Злятся они на нас, и за дело, — объяснил Карл, снабженец госпиталя. Сергей Ильич прислал его на джипе, чтобы встретил и доставил Тёму в Брюховичи. — Не по-людски это — выдворять людей из своих домов только потому, что поляки, да еще не давая возможности увезти с собой имущество. Бедолаги вынуждены все, что не помещается в чемоданы, продавать за бесценок.
Карл был довольно мозглявым брюнетом, говорил с акцентом и выдавал себя за испанского республиканца, бежавшего после победы генерала Франко.
— Я шпанец, — представился он Тёме, хотя больше походил на еврея. — Меня не брали в армию, но я добился, — горделиво выпятил куриную грудь, — чтобы скорее была гибель фашизму.
Показав сыну начальника оперный театр и другие достопримечательности города, Карл повез его в местечко Лончики, поблизости от села Брюховичи, в котором располагался их госпиталь.
— Ехать нам недалеко, и шоссейка хорошая, — рассказал он Тёме по дороге, боязливо оглядываясь. — Но ездить по ней небезопасно. Могут подстрелить!