Победивший платит
Шрифт:
– Кто желает принести суду обвинение?
– слышится вопрос; кресло Лероя мягко скользит вперед. Эрик не смотрит на него - только вперед, на матовую завесу.
Все время, что Лерой - достаточно спокойно и коротко, следует отдать ему должное, или это заслуга Кинти?
– высказывает обвинения, я старательно удерживаю выражение лица в рамках пристойного. Лери можно понять, не так ли? Пусть мысленно я сейчас желаю ему поражения и обещаю все кары небесные, но когда дойдет до дела, я буду скорее грозен, нежели жесток.
Когда голос невидимого
– Я не имею никакого касательства к покушению на жизнь сына моего Старшего, Лероя Эйри, - ровным голосом говорит он.
– Я не нападал на него сам, не поручал это сделать никому другому и не высказывал никогда подобного пожелания ни в чьем присутствии. Я не знаю, кто это сделал, но желаю лишь одного: чтобы преступника покарал суд, человеческий или небесный. И даю в том мое слово.
Кинти кривит губы, и я знаю, что она имеет в виду - много ли веры слову дикаря.
– Я поручусь своим семейным именем, - произношу ритуальную фразу, - что мною движет только желание справедливости и что я беспристрастно убежден в невиновности моего младшего, Эрика Форберга д'Эйри.
– Выслушаем того, кому говорить первым позволяет старшинство, - в голосе мне просто слышится сухая ирония или она там есть на самом деле?
– Достопочтенный лорд Эйри, что посеяло семена раздора в твоем доме?
Хороший вопрос... и солгать невозможно.
– Брак моего брата, - отвечаю, не кривя душой.
– Это была неожиданная перемена.
– Он был неподобающим или всего лишь неожиданным?
Тональность голоса чуть меняется. Словно спросил кто-то другой, более мягко настроенный.
– Неожиданным, - стараясь говорить спокойно, замечаю я.
– Мой брат, да будет его посмертие тихим, всегда с уважением относился к вопросам крови.
Ох, по тонкому льду... а если треснет? Лерой еле заметно хмурится. Вопросы законности брака его явно сейчас волнуют меньше всего прочего, но я не успеваю понять, хорошо это или плохо, подгоняемый следующим вопросом.
– Так кровь рода Эйри приняла новое родство или пролилась из-за него?
– уточняет невидимый обладатель голоса.
– Приняла, - обмерев душой, отвечаю.
– Мой сын считает, что и пролилась тоже - а я, увы, не способен убедить его в обратном.
А был бы способен - не стоял бы тут, умирая от ужаса.
– Почему ты уверен, что это не так, Старший?
– пожалуй, электронные фильтры изрядно потрудились, убирая из этого вопроса иронию. Я понимаю, что вот он - главный вопрос. А действительно, почему?
– Потому, что это был бы бесполезный, глупый и опасный для Эрика поступок, - с крайней осторожностью отвечаю я, обдумывая каждое слово.
– Но моя убежденность основана еще и на том, что Эрик ни при каких обстоятельствах
– Твою убежденность питает твое же мнение о чувствах и разуме нового родича?
– перефразирует голос судьи.
– Спасибо, лорд Эйри, ты был услышан.
"Вот проклятье!" - думаю я, садясь. Впрочем, если мое мнение будет подкреплено мнением Нару? Поможет ли это делу?
Небесные принимаются за выставленных сторонами свидетелей - два от защиты, два от обвинения. По традиции время Высокого суда драгоценно, как минуты, отмеряющие движение солнца по небосводу, поэтому каждому из свидетелей задается ровно по три вопроса - помимо окончательного и короткого, какую из сторон они считаю правой. За силовым полем не видно чаши с жребиями, но я знаю, что она там есть - и отвечать первым выпадает Рау, который, выйдя вперед, выглядит среди переливающихся мозаичных стен так же органично, как орхидея, пестрая и нахальная, в прическе Пела.
– Хенн Рау, - произносит голос, который я понемногу начинаю ненавидеть от страха, и майор, стоявший до того в расслабленной, хоть и сдержанной позе, выпрямляется. Выправку воевавшего человека не скроешь.
– Почему вы решили свидетельствовать за обвиняемого?
– Произнести правду перед лицом небес - это честь.
– Рау едва заметно склоняет голову.
– А Эрик Форберг кажется мне достойным человеком. Он не лгал ни мне, ни при мне, и держался хорошо. Я неплохо знаю барраярцев и их привычки, и я склонен ему верить.
Я затаиваю дыхание. Пусть я терпеть не могу наглеца, пусть я неприглядной хитростью заманил его в зал суда, но если он скажет то, что заставит Небесных поверить, и если вес его слова склонит нужную чашу...
– Среди барраярских привычек есть и привычка убивать цетагандийских подданных, - усмешка в голосе слышна отчетливо.
– Предпочтительно - холодным оружием. Что заставляет вас доверять не общему опыту, но конкретному человеку?
– Я позволю себе высказать суждение, основанное на фактах, высокие лорды, - отвечает Рау. Кажется, он немного освоился, поборов первоначальную робость.
– На войне барраярцы резали глотки нашим, но всегда бравировали этим. Я не вижу в этом человеке трусости. Вина или невиновность - это дело небес, но храбреца от малодушного я отличить сумею.
– Будь обвиняемый вашим родственником, вы приветствовали бы это родство?
– интересуются из-за бледного сияния. Как же точно эти вопросы попадают в цель.
– Я бы, безусловно, отказался, чтобы дети моего рода несли дикую кровь. Но был бы не против иметь его в приятелях или в клиентах моего клана, - пожимает плечами майор.
Время последнего вопроса, и я снова вспоминаю, как дышать.
– Вы отдаете свой голос за или против виновности Эрика Форберга д'Эйри?
– Я считаю, что он не виновен и не совершил того, в чем его обвиняют, - говорит Рау твердо.