Победивший платит
Шрифт:
– И парадную рубашку с длинными рукавами за спиной. Мы это уже проходили, нет?
– рассмеявшись, распахиваю дверь. Это уже традиция, пропускать его первым.
Медленно ступая, что после боя вполне естественно, Эрик вдруг произносит - тоже медленно, задумчиво, точно отвечая на незаданный вопрос:
– Мужчина должен в совершенстве делать три вещи. Ездить верхом, драться и заниматься любовью. Когда ты в чем-то дефектен, ощущение отвратительное.
Он пытается объясниться? Рассказать мне, каково ему сейчас? Боги-хранители, да он и вправду ест у меня с ладони…
– Мужчина, - пряча радостное смущение под прописной истиной, - должен в совершенстве уметь думать. Все остальное дело наживное. Больше будешь тренироваться - раньше наберешь. Так что относительно завтрашней тренировки я не шутил.
Ну пойми меня, ты, упрямое создание. Не стыдно быть слабым передо мной, если ты слаб из-за меня.
Эрик, умывающийся у раковины, не отвечает, но щеки у него горят, словно только что с мороза. Холодная вода или стыд за слабость тому причиной, не поймешь - может, и просто резкая усталость, внезапно превращающая мышцы в обмякший кисель. Он даже полотенце на крючок с первого раза повесить не смог, уронил, чертыхнулся.
– Скажи, - вдруг произносит он, - ты по здешним меркам как владеешь клинком? Только честно.
Необходимость дать честный ответ на этот вопрос досадна, но что поделаешь. Врать в таких вопросах более чем грешно: глупо и опасно, все равно не скроешь.
– Это тройка с плюсом по пятибалльной шкале. Иногда - четверка. Словом, есть куда расти.
Как ни удивительно, смущается он, а не я.
– Я о другом, - поправляется.
– Сколько народу из прочих гемов побьет тебя и скольких побьешь ты. А сколько вообще в руках только плазмотрон и держали.
Вопрос заставляет задуматься. Раньше я не пытался вести подобной статистики, традиционно ограничиваясь боями в зале со знакомыми мне партнерами: положение Старшего и приличествующая этому титулу выдержка позволяли мне не ввязываться в настоящие поединки без крайней необходимости. Воистину, Эрик перевернул мою жизнь самим своим появлением - иначе не объяснить дуэль с Бонэ...
– Видишь ли, - начинаю объяснение издалека, - у нас холодное оружие - это скорее ритуал, иногда - увлечение, но всерьез фехтуют немногие, в числе которых и я. Так что я не могу назвать тебе точное число. Мой учитель меня побьет, безусловно. Я, скорее всего, справлюсь с большинством известных фехтовальщиков столицы, примерно равных мне по возрасту и опыту. Остальное решает бой.
– То есть твои шансы выйти победителем из схватки со случайным противником из своего круга..?
– задумывается Эрик, и тут же добавляет.
– Не считая детей, стариков, больных и пьяных. Семьдесят-восемьдесят на сто?
Как цепко он ухватывает он суть. И как быстро переводит разговор от теоретических выкладок к практическим результатам.
– С тем типом - не помню фамилии, ну, который что-то такое про меня говорил, - ты дрался именно на мечах?
Воспоминание не делает мне чести и заставляет поморщиться.
– На саях. Ты их заметил, наверное. На стене, узкие парные кинжалы, с вилообразной рукояткой. Но это, повторюсь, ритуал. До мастера клинка младшему Бонэ далеко.
– А запись у тебя есть?
– любопытствует Эрик неожиданно, но, неверно истолковав мою удивленную
Разумеется, парню интересно. Слишком мало вещей в его нынешней жизни сопряжено с жизнью прежней - и при этом не болезненным напоминанием, а просто увлечением. Наверняка фехтование - одно из них. И мне, чтобы преуспеть в благом деле адаптации барраярца к Цетаганде, необходимо не спешить и постоянно подкидывать ему крошечные намеки на схожесть наших миров.
– Есть, конечно. Идем.
Пока комм-пульт в моем кабинете сам выбирает заказанный диск из хранилища, я присаживаюсь прямо на подоконник с чашкой кофе в одной руке и пультом - в другой, а Эрик придвигает себе кресло.
– У вас вообще есть привычка записывать подобные вещи или этот случай чем-то отличился?
– уточняет он.
– Привычка, - признаюсь честно.
– Хотя я не очень понимаю ее смысла. В назидание потомкам, вероятно.
Или для развлечения родственников-барраярцев. Нажимаю на кнопку, запись начинает прокручиваться. Я смотрю не на изображение над видеопластиной - на Эрика. Он глядит, прищурясь, что-то хмыкает, пару раз просит поставить видео на паузу. Предложенных мною комментариев не потребовалось, опытному глазу и так все ясно, по крайней мере Эрик достаточно уверенно подытоживает, когда запись заканчивается:
– Понятно. Да, забавная у вас техника.
Это все комментарии? Я не успеваю еще перевести дыхания, как барраярец все же добавляет, отведя взгляд от финального стоп-кадра:
– Если я спрошу, что именно он тебе сказал, ты смолчишь?
– Тебе хочется слушать эту грязь?
– невольно морщусь. Мало было парню проблем, так он решил себе еще добавить поводов для размышлений не лучшего характера?
– Я не отказываю, просто...
– Если я не услышу, в чем там было дело, я воображу себе что-то похуже, - резонно возражает Эрик.
– Уж на ругательства у меня фантазия богатая.
И не только фантазия. Значение некоторых эпитетов, допускаемых моим новым родственником в речь, понятно мне только приблизительно, а грамматические конструкции, их породившие, церемониально сложны. Так что придется отвечать и быть точным в формулировках.
– Мне было сказано, - сухо цитирую: - "Иллуми, ваша семья так заботится о низших расах, что впору предположить оригинальное увлечение. Ваш дикий родственник быстро сошелся с вашим братом... а потом и с вами, не так ли?" Ну и что-то, что тебе недолго осталось быть вдовцом Хисоки; я был уже настолько рассержен, что дословно не запомнил.
– Отголоски пережитого тогда гнева заставляют меня хмуриться даже сейчас.
Как ни невероятно, но Эрик улыбается, чуть кривовато, но не яростно.
– Он имел в виду, что ты со мною спишь, и всего-то?
Всего-то?! Я так ошарашен отсутствием его гнева, что только киваю, и Эрик прибавляет, кажется, стараясь объяснить свою позицию:
– Ладно бы я разозлился, но ты чего?
– и тут его осеняет, и улыбка сходит с лица.
– Или у вас связь с инопланетниками идет за особое извращение? Вроде как не с людьми?
Придумал же, параноик! Впрочем, я и сам не лучше.