Победы не будет. Возмездие
Шрифт:
Трясущиеся от напряжения и боли руки обоих силовиков – остановились перед доктором.
– Давай!!!
«Хрусть!» – и снова Беннет завопил от боли.
– Ну вот и всё… Всё хорошо… Ни чего страшного, на нас как на собаках всё заживает. – добавил Стахов и вскоре начало действовать обезболивающее и Дюк стал затихать.
Стахов отпустил объятья и отошёл, майор Беннет, покачиваясь, сделал пару шагов вперёд и рухнул без чувств – прямо на тело капитана.
– Твою мать, Дюк!? – кинулась к побледневшему громадная фигура.
***
Спустя час…
«Мед-сектор» бункера.
Сверхчистые
– Всё время как попадаю в такие места, ощущаю – словно попал в иной мир. – произнёс доктор Сидоренко многозначительно оглядывая всё, и всех вокруг.
– Да… – шагая рядом, и задумавшись пробасила высокая и здоровенная фигура, покачнув густыми усами под крепким носом. – Вот если бы люди узнали, сколько у нас истинных таланов и гениев, что они есть, что их очень много и они трудятся в три смены.
– Конечно, ты прав Валер, народ должен знать своих истинных героев, – легко закивал Алесей. – но, практика сущности человека говорит о том: что если наш вид узрит истинную свою силу и мощь, то – он очень быстро возгордиться и превратиться в тирана. – его лицо легко искривилась в досадной гримасе. – Понимаешь, – пожал он плечами. – так устроен человек, если он, возгордиться: то личность иссохнет и атрофируется, – доктор закивал и посмотрел на Стахова. – как мышцы без нагрузки – понимаешь Валер?
– М-да… – пробасил он даже не оглядываясь на доктора. После, тяжело вздохнул и добавил. – понимаю друг, – легко закивал он. – ещё как понимаю родной…
Сидоренко недвусмысленно пожал плечами, губами и бровями, и снова посмотрев в перёд – добавил:
– Вот поэтому: мы вынуждены принижать наши достоинства и достижения намеренно. – теперь уже он тяжело вздохнул. – ради того, чтобы сохранить русскую сущность (славянскую душу), которой, по человечности – нет равных. Мы – это гармония, в первую очередь души. Мы в отличии от всего мира, учимся – у всего мира. Поэтому нам так важно сохранить самое ценное (сущность благородной «русской» души). Мы не зря находимся в центре всех энергий – всего мира. Бог дал нам это тяжёлое бремя скреплять всех людей, всё человечество в один не рушимый – «мир». Ну, – пожал он плечами. – мне так кажется, во всяком случае. – закончил доктор, слегка опустив взгляд.
– Да… – легко, но задумчиво закивала великая фигура. – Как бы это прискорбно не звучало, но: тяжесть, голод, испытания, отсеивают истину – от мусора правды; воспитывают дух и укрепляют его (только голодный и измученный покажет свою истинную внешность перед этим «грязным» миром).
– Вот-вот, – закивал и легко ухмыльнулся доктор. – в правильном направлении мыслите – мой друг.
Сидоренко и майор Стахов уже подходили к палате под номером девять. Открыв дверь, доктор заметил сидящего Дюка на краю кровати и отрывок не расслышанной полностью фразы которая адресовалась рядом сидящей на стуле медсестре:
«…поэтому, дорогая моя… – положил он ей свою суровую руку на хрупенькое плечо. – не выпендривайся, подойди первая, извинись и помирись с мужем. – он убрал руку с плеча и как смог, нежно приподнял её подбородок (заглянув в глаза). – Запомни сестричка – на свете нет такой драгоценной короны, которая была бы
– Разрешите, товарищ майор? – интеллигентно попросил доктор, косо поглядывая на медсестру.
– Ой! – взволнованно прикрыла она свои губки. – извините… – тихо воскликнула женщина, резко встала со стула и скользнула мимо мощных тел к двери. – у меня так много дел, я побегу.
Но вдруг она неожиданно остановилась у белоснежного полотна, обернулась и тихо произнесла глядя в глаза Дюку:
– Спасибо вам, Александр, да хранит вас бог. – и тут же бесшумно упорхнула «словно белая голубка» мира.
Стахов, натянув рабочую маску строгости (сдерживая удивление и радость) – закрыл дверь, но, после, эмоции стало сдерживать не в мочь, и он посмотрев на Беннета плеснул:
– О, дружище!.. Да я погляжу ты вживаешься в роль… – раздавило лицо Стахова сочная улыбка. – Молодёжь пугаешь страшилами всякими.
– Да пошёл ты… – ответил здоровяк вставая с кровати и оба крепко пожали друг другу руки и по-братски обнялись.
– Ну ты и напугал нас…, – закачал головой Стахов. – пердун старый. – оглядел он своего друга держа за плечи. – Может тебе уже всё, того – недвусмысленно качнул головой Стахов. – на пенсию отправляться пора? Будешь, вон, – давя улыбку кивнул на дверь усатый. – проповеди читать молодняку.
– Слышь!? – крайне возмутился Дюк. – Ты кого стариком назвал!? А ну-ка, – воскликнул Дюк и встал в импровизированную боксёрскую позу, – ща я тебе твою броню ржавую проверю, а-ну давай! Ну, чё-ты, давай-давай! – наносил он имитационные удары по корпусу боевого брата.
– Оп-оп, а-ну давай, хоп-хоп, ещё, а-а-а!.. – отвечал тем же Стахов (его духовный родной брат). – Промазал! Ну чё-ты косой что-ли!?
Доктор (что стоял в сторонке) с блаженным умилением смотрел на здоровенных «словно грузовые кони» взрослых мужиков, что «подобно малым детям» (неразлучным братьям) резвились в игре – мерясь силами. Вскоре Стахов обхватил Дюка и сжав кулак, костяшками: принялся взъерошивать ему голову, а Беннет продолжал отчаянно отбивать его бока, конечно-же – не настоящими ударами.
«Время замедлило свой бег для Алексея Сидоренки»…
«Боже…, – покрылась испариной его душа. – ты видишь, как они счастливы?.. Нам удалось примирить двух братьев! – ментально он обнял сам себя, но в реале: лишь натянулась еле видимая милая улыбка. – Если эти двое смогли, – чаша грусти и холодной боли пролилась на его сердце (заставив его содрогнуться и сжаться). – значит и другие смогут!? Теперь я понял нашу истинную цель… Господи… – уже шептал он. – Боже мой милостивый… – сложила его душа руки перед собой и встала на колени взирая в куда-то вверх. – дай нам сил, чтобы пройти этот сложный путь. – это было внутри, но снаружи: милая улыбка на лице (которая говорила ровно – не что), хотя его душу, настойчиво грыз червь боли от знания настоящего и возможного будущего.