Побег из Фестунг Бреслау
Шрифт:
Когда они прошли в кухню, Холмс показал приятелю свое новое приобретение: золотистую, резную колонну, в которую он тут же начал запихивать угольки.
– Это самовар, - пояснил он. – От русских выцыганил.
– А я слышал, что он, вроде как, для чая…
– Ой… Можно взять только кипяток и заварить им кофе по-турецки.
– На нашей старой террасе?
– Ну! Ты не расклеивайся. А еще имеется русское варенье. Гораздо лучше немецкого.
Когда они наконец-то уселись на террасе в лучах заходящего солнца, достаточно далеко от пожарищ и дымов центра, Шильке почувствовал истинное облегчение. Холмс рассказывал о ситуации в городе, в котором временные, гражданские немецкие власти подлизывались к советскому коменданту по вопросам распределения карточек на продукты питания, распределения работы и жилья. Но русские считали Вроцлав обычной военной добычей, гражданской власти в надлежащем смысле практически не было. Случались даже стычки между отдельными
81
Офицеры из Службы (Государственной) Безопасности (Urzad Bezpieki).
– Когда же появится милиция? – заинтересовался Шильке.
– Один Господь ведает. Это когда город официально передадут нам в руки.
– То есть: правит тот, у кого оружие? Русские, которых судьба города абсолютно не волнует?
Холмс глянул на приятеля, в его взгляде можно было заметить издевку.
– Эх, Дитер… До сих пор ты мало чего узнал о поляках.
– Так поясни. У кого ствол в руках, тот и правит?
Холмс только вздохнул.
– С Дробнером во Вроцлав прибыла Научно-Культурная Группа. Как говорит само название, они занялись культурным распространением науки, то есть, организовали Академическую Стражу, составленную из будущих студентов, и в настоящее время это вторая по огневой силе – после Красной Армии – организация.
– Студенты с винтовками? – Шильке презрительно пожал плечами.
– А ты как считаешь, кто здесь будет учиться? Когда русские насели на Армию Крайову в остальных районах страны, многие солдаты очутились здесь. Студенты – это, в основном, партизаны, подготовленные к уличным боям, с боевым опытом, с готовыми командными структурами, вооруженные до зубов.
– Господи Иисусе!
– "Господи Иисусе" – так говорят при виде Ночной Стражи. Там сплошные тихотемные [82] , долбанная десантура, предназначенная для специальных заданий.
82
См. сноску 46.
– О! – сорвался с места Шильке. – Так может у них спросить? Возможно, они что-то знают про ту операцию АК на автостраде?
Холмс только головой качал.
– Парень, не шути так. Мне бы не хотелось, чтобы тебя "культурно и научно" – как звучит название группы - пристрелили.
– Но ведь ты у нас польский майор.
– Пойми, наконец. Да, я майор, но майор "с другой стороны". С тихотемными я не договорюсь. Разве что на ножах.
Шильке сделал глоток кофе.
– Как же все это сложно.
– И поэтому тоже. – Холмс поднял свою чашку, как бы желая произнести тост. – Уже довольно скоро мы отправимся в небытие. В теплое и солнечное небытие с пальмами и экзотическими девушками, а единственной мыслью, которая будет мутить наши умы, будет проблема… - он прервал "речь" и глянул на коллегу.
– Достаточно ли охлаждено мартини, - завершил Шильке.
– Передвинуть зонтик от солнца чуточку влево или чуточку вправо.
– Надраил шофер специальной пастой кузов автомобиля три раза или только два.
– А в теннис выиграю я у тебя или ты у меня.
– А библиотека, которую мы обязательно организуем в нашем частном поселке будет носить имя Гуттенберга или Коллонтая [83] ?
После этого они начали смеяться. Долго и истерично, словно дети.
– Гуттенберга, - буркнул Шильке, вытирая с глаз слезы. – Ну какой нормальный человек выговорит фамилию "Коллонтай"?
– Китайцы. Ну ладно, черт с тобой. Зато гоночная трасса будет имени Третьего Мая [84] .
83
Гуго Коллонтай (польск. Hugo Kollataj) (1750—1812) — общественно-политический деятель польского Просвещения, глава Эдукационной комиссии. Способствовал реформированию системы образования в Польше, преподавания, в том числе, в Краковском университете на польском языке. – Из Википедии
84
Национальный праздник Третьего Мая — польский праздник, отмечаемый 3 мая, установленный в 1919 и возобновлённый 1990, в годовщину принятия Конституции Республики Польша 3
– А как это Третьего Мая может быть "имени"?
– Ты все время рассуждаешь не по-польски. А вот как вооруженные до зубов десантники и городские партизаны могут называться "Культурно-Научной Группой"? У нас все возможно.
Снова они начали смеяться.
– И когда? – через полминуты уже серьезно спросил Шильке.
– Через пару месяцев. Пока что русские глядят на нас, а особенно – на тебя. Пускай чуточку позабудут.
– Ну а… наше следствие.
Холмс затянулся табачным дымом.
– Именно.
Хайни, все еще осовевший, не мог согласиться с собственными мыслями. Иногда целыми днями он сидел, уставившись в собственные пальцы на ногах. Ничто его не интересовало, на все вопросы отвечал односложно, практически ничего не ел, хотя, как оказалось, Ватсон готовил превосходно, и захватил в единоличное владение должность кухмейстера группы. Наш бывший юный ефрейтор считал себя, скорее всего, изменником и дезертиром одновременно. До него не доходили аргументы, что если бы не Холмс, сейчас он торчал бы на Собачьем Поле в бараках, которые до этого времени занимали польские принудительные работники, где сейчас уже царил тиф, пищевые порции напоминали те, что в гулаге, а про медицинскую опеку можно было только мечтать. А ведь он мог попасть куда хуже, например, в лагерь Гросс Розен, в котором заключенных систематически заменяли военнопленными. Парень, опять же, мог узнать и про германские способы отношения к людям в концлагерях. Проигравшую армию вскоре должны были направить вскоре в окрестности Баку, как узнал Холмс. Но это всего лишь временны1 этап, откуда отдельных солдат должны были направлять в более морозные и не такие уютные регионы Советского Союза. Нет, никакие аргументы до юного разума не доходили.
Шильке решил взять парня на прогулку по городу в дидактических целях. Он понятия не имел, хорошая ли это идея, ведь Хайни все это уже видел, но, возможно, на спокойную голову, когда эмоции уже прошли, мальчишка сможет поглядеть не только на образ тотального разрушения. Не только на пожарища – на знак времени – но и на их значение. Так что они молча шли по жаре, пытаясь обходить самые большие кучи мусора. Нарастающая усталость позволяла срабатывать только простейшим рефлексиям, но ведь каждый, кто был здесь ранее, имел перед глазами картину цветущего города, что был здесь несколько месяцев назад. Еще столь недавно совершенный, западный город сейчас превратился в лунный пейзаж. Через какое-то невообразимо долгое время они прошли мимо последнего рубежа обороны с южной стороны - железнодорожного виадука. Дальше развалины находились в еще более ужасном состоянии, тем не менее, широкая улица выглядела намного лучше. Мусор от развалин отсюда убрал, поскольку наступающие русские должны были иметь проезжую дорогу для снабжения. Так что теперь они двинулись быстрей. И Шильке, и Хайни хотелось пить. Но тут Шильке обнаружил разрушенный пивоваренный заводик. Вообще-то его уже обработали мародеры, но в глубоких подвалах все еще сохранились громадные, подземные термосы, из которых можно было налить не до конца еще готового, зато идеально холодного пива. Он наполнил пивом большую банку, и таким образом снабженные, Шильке с Хайни добрались до Южного парка. Хдесь даже деревья были расстреляны, но это было еще зимой. Сейчас же ничто не могло удержать разрыва зелени, как будто бы сама природа решила настоять на своем и заявить, кто здесь по-настоящему правит. Да стреляйте, людишки, убивайте друг друга, самое большее – земля обретет больше плодородия от вашей крови, вот и все. Ваши мелкие делишки старых дубов не интересуют. Казалось, что парк был кусочком Аркадии среди теней Гадеса. Присели они на стенке, являющейся фундаментом ресторана. Все выглядело именно так, как Шильке и предвидел, когда вместе с Ритой был здесь еще перед осадой, в изысканном окружении. Полякам после войны придется пить пиво, сидя только на фундаментах бывшей красоты. Зловещее предсказание исполнилось. Он же сам испытывал нечто странное. Что это? Тоска, ностальгия? Рита…
В себя Шильке пришел при виде странной телеги, которую тащила исхудавшая кляча. Вокруг повозки шествовала крестьянская семья: пожилой мужчина, жена и три дочки и совершенно не соответствующий им, судя по городской одежде, молодой человек.
– Во, а тут станем на попас, - заявил мужик. – Лесочек, милый такой, и озерцо. Конь воды напьется.
– Ой. – Женщин указала на Шильке в элегантном костюме. – А туточки оно начальство какое-то сидит.
– Ну, - сидит, - согласился пожилой и подошел поближе. – Пан начальство, а мы можем тут присесть, а?