Побег из Фестунг Бреслау
Шрифт:
– Можно, если я расскажу, - упредил Шильке Титца. – Герр полковник приглашает в кабинет, где угощает превосходным кофе, коньяком или виски. При этом он ведет интеллектуальную беседу на высочайшем уровне, - подсластил он шефу, имея во всем этом собственную цель. – Однако, вызванный замечает, что на столе лежит не подписанный приказ отправки офицера на фронт, причем, этим офицером является он сам. В руках полковник держит авторучки хорошей марки. Приглашенный, попивая коньяк, размышляет о том, а для чего авторучка будет использована. То ли герр полковник просто подпишет приказ, то ли
– Но, коллега, - Титц прекрасно изображал смущение. – Тогда вы меня совершенно неверно поняли.
Кирхофф начал смеяться.
– Прекрасная метода. Надо будет ею воспользоваться.
– В этой методе спрятан крючок. Поскольку, если герр полковник посчитает, что вызванный достаточно мотивирован, тогда, вычеркнув фамилию, вместо нее он может, например, вписать фамилию наибольшего врага вызванного.
Все рассмеялись.
– Ну что же, я вижу, что у вас в абвере все всегда делается в белых перчатках. Да еще и с такой эффективностью.
– Мы стараемся, стараемся. – Теперь, когда страх прошел, Титц веселился на все сто. – У нас, в отличие от гестапо, кровь никогда не брызгает на стены.
Ну хорошо. Переходим к более серьезным вещам. Что вы собираетесь делать, раз отказались этих людей допрашивать?
– Я собираюсь втиснуться в их ряды. Мне следует считаться офицером, который отличается от других. Например, я уже заказал новый мундир у самого дорого в Бреслау портного. На черном рынке купил английскую летную куртку.
– По-моему, я уже начинаю понимать, - сказал Кирхофф. – Мелкая торговлишка и тому подобные делишки, контакты с западным фронтом…
– Именно. И мне нужна пара мелочей, чтобы походить на кого-нибудь такого. Например… американский пистолет-пулемет, но такой, как знаете, у них в кино… С барабанной обоймой и выступающей под стволом рукоятью.
– Вы его получите. Что еще?
– Мне нужно все то, что там у них имеется. Американские сигареты, ботинки, солнцезащитные очки… масса мелочей, таких как те самые чулки из нового искусственного материала, по-моему, нейлона – это последнее он прибавил с мыслью о Рите.
Кирхофф понимающе кивал.
– Ну и две самые главные вещи. Мне нужно иметь возможность перебросить кого-нибудь из тех преступников на Запад. Понятное дело, что он тут же очутится в Берлине, лично у герра директора. Правда, Берлин по отношению к Бреслау – это ведь запад.
– Естественно.
– То есть, мне нужны подписанные и с печатями бланки приказов об эвакуации из Бреслау, без указания имен. А теперь самое главное. Очень долго я размышлял над тем, что может быть нужно тому, кто и закрутил всю эту аферу с произведениями искусства.
– Хорошо, что же?
– Я думал над тем, к чему он стремится. Бежать после войны, отягощенный сотнями громадных картин? Толкать перед собой тележку с античными скульптурами? Нет. Он заинтересован чем-то мелким, дорогостоящим, что легко перевозится.
– Золотом?
– Нет. Бриллиантами. Маленькие, дорогие, неуничтожимые. В отличие от золота, их даже можно проглотить и перевозить в собственном желудке.
Кирхофф хлопнул ладонью по столу.
– Предоставим. – Он поднялся
– Вижу, что дело наконец-то попало в подходящие руки. – И, как вежливый хозяин, провел гостей до двери. – Меня радует ваш профессионализм. И я упомяну о вас в Берлине.
Титц растекался в вежливых словах, а делал это просто превосходно. Распрощались местные с чувством, что произвели замечательное впечатление. Но за поворотом коридора каждый из них тут же потянулся за сигаретой.
– Я рад, что поставил на вас, - склонился полковник над зажженной спичкой. – Вы исключительно интеллигентный сукин сын.
– Ох, просто меня ужасно достала та партийная сука.
– Тии…, кто-нибудь может подслушивать.
– Откуда. Здесь подслушивает только Хайни.
Полковник слегка усмехнулся, выпуская дым. Они еще слышали, как Кирхофф зовет лакея:
– Эй, ты! Принеси-ка мне листок бумаги, авторучку, кофе и коньяк. А минут через пять пригласи сюда фрау Хайден.
Чтобы не расхохотаться, офицеры поспешно стали спускаться по лестнице.
Холмс всегда выбирал странные места. На сей раз они встретились в карточном клубе на Нойедорфштрассе. Довольно-таки обширный интерьер с приглушенным освещением и официантами в потертых фраках на первый взгляд походил шулерский притон из какого-нибудь гангстерского фильма, если бы не то, что за столиками, в основном, сидели люди пожилые и играли, в основном, в преферанс. Пикантности всей сцене придавал факт, что за окнами окрестное население, выгнанное из домов армейскими, как раз разбирала мостовую и из полученного булыжника возводило баррикаду, что во всех подробностях увековечивала группа пропагандистов из газет и кинохроники. Понятное дело, Холмс совершенно нагло поднял один булыжник и демонстративно, с улыбкой на лице, занес на место назначения, позируя камерам. Один из фоторепортеров заявил ему напрямую:
– Завтра вы будете на первой странице!
Холмс пожелал поучаствовать и в кинохронике, потому что поднял второй булыжник и направился в сторону репортеров. Только кинооператор и его сопровождающий – в отличие от бумагомарак – отнеслись к этому более трезво.
– Эй, уважаемый, можете не стараться. Никакой дурак не поверит будто бы кто-то с такой внешностью и таком дорогом пальто укладывает камни на баррикаде.
– Но вы же можете снять в кино трудящегося человека.
– Как же, как же, поверит кто-нибудь в то, что вы занимаетесь физическим трудом? Мы же снимаем на пленку энтузиазм истинных трудящихся!
В этот самый момент у какой-то из женщин сломался каблук, и она рухнула навзничь, теряя свой камень. Холмс – а как же – бросился спасать трудящуюся даму, но переборчивые киношники отвернули головы, так что его деяние не было увековечено для потомства.
Когда они уже сидели в заведении, Шильке спросил:
– Ты всегда так себя ведешь?
Заинтересованный Холмс поднял на него глаза.
– Как? Так что это не соответствует работе разведчика?
– Ммм, - Шильке тут же понял, что ляпнул какую-то глупость. Но его собеседник тут же прибавил: