Побег из Фестунг Бреслау
Шрифт:
– Беги, только мигом, на Вайссенбургер Штрассе. Погляди, как там с Ритой и приготовь ее к эвакуации. Беги!
Он забрал ранее приготовленные бумаги. В последний раз глянул, все ли, что необходимо, уничтожено, не осталось ли каки-то следов. Потом помог Шильке спуститься вниз. Солдаты ужа ожидали, выстроившись на улице под виллой.
– Мы вступаем в решающую фазу, - держал перед ними речь Ватсон. – Вы уже знаете, что дедушка превратился в воспоминание. – Перед элитой отлынивателей от службы он мог позволить себе именно такие слова, тем более, сейчас. И никакого волнения не было. Скорее уже, мины типа: "А все-таки. Это мы его, а не он нас". – Слушайте, - продолжил Ватсон. – Вам давно уже
Все, как один, бодро выступили вперед.
– Ну, как я и думал уровень интеллекта в данном подразделении превышает средний армейский показатель где-то на тысячу процентов. – Ватсон кивнул. Среди солдат раздался смех. – Но не забывайте, что теперь вы обязаны выполнять любой приказ на тысячу процентов выше нормы.
Он уступил место Шильке, который указал на бронеавтомобиль, заправленный купленным за доллары бензином.
– Кто поместится, лезет вовнутрь. Остальные на крышу и не стонать.
А никто и не стонал. И приказ был выполнен так, как будто его и вправду тренировали тысячу раз. Буквально через минуту они выехали в темноте в сторону моста над символическим Стиксом, что вел в страну дыма и зарева пожаров. Шильке даже не старался выглядывать через одно из наблюдательных отверстий.
– Да перестань ты все время об этом думать, - наклонился к его уху Холмс. Внутренности броневика не слишком способствовали беседе. Приходилось шептаться.
– Я не могу согласиться с ее изменой.
– Изменой? Мы до сих пор еще ничего не знаем.
– Как это: не знаем?
– Ой, перестань. Это я не могу простить себе того, что не заметил нечто столь очевидное. Впрочем… Я ведь практически в глаза ей это сказал. – Он вспомнил беседу с Ритой, проведенную в этой же машине после операции с Лангенау. – Я сказал ей все прямо, вот только не мог оформить все в слова.
– Как обычно, все запутываешь так, что невозможно понять.
– Погоди. Мы определили то, что она не может быть агентом какой-либо из служб, в противном случае, нас бы давно уже прищучили.
Шильке на это мрачно кивнул.
– Не может она быть и советским агентом, потому что мы бы еще раньше давали бы показания на Лубянке.
– Интересно, а как бы нас перевезли?
– Когда им надо, они умеют. То есть: либо Рита играет самостоятельно, либо же работает на тех людей, которых мы разыскиваем. И которые знали, что Крупманн передаст это дело тебе, и которых интересовало, а чего же узнаешь ты. Скорее всего, твои приватные развлечения с бриллиантами их совершенно не интересовали. В лице Риты они дали тебе понять: "а делай сам чего хочешь".
– Так что же случилось?
– Ты слишком близко приблизился к чему-то. Практически отерся о их тайну. И поначалу тебя предупредили, убив Надю. А потом… сам знаешь. Выстрел в спину.
– А она принимала во всем это участие!
– Парень, да протри же, наконец, глаза! Она спасла тебя, потому что тот мужик с "ремингтоном" был снайпером! И целью последнего его выстрела была твоя голова!
– И как это согласовать с предательством?
Холмс лишь вздохнул. Какое-то время он сидел, не шевелясь. Словно разочаровавшийся учитель перед тупым учеником. Ответил он вопросом?
– Тогда, когда ты читал письмо и тянулся к кобуре… Ты кого хотел убить? Ее или себя?
–
– Теперь понимаю. Ты любишь ее до безумия, так что для тебя это вдвойне измена.
– Как хочешь, так и называй.
Холмс махнул рукой.
– А разве ты не замечаешь, придурок, что она тебя тоже любит? И такой любовью, что я вам только завидую.
– Лицемерная любовь Иуды.
– Кретин.
– Она меня любит? На самом деле?
– Ну естественно, клинический ты кретин. К тому же еще и слепой. – Последние слова он произнес даже слишком громко, учитывая шум, царящий внутри тесной машины. Пара сидящих ближе всего солдат незаметно глянула на них, но с удивлением. К счастью, от неловкой ситуации их спас Ватсон, останавливаясь перед бункером на Вайссенбургер Штрассе. Выйдя наружу, наши герои могли разговаривать дальше. А Холмс и не собирался молчать.
– Как ты не понимаешь, идиот, что если бы она была против тебя, то на кой ляд тем людям нужен был бы снайпер? Она приложила бы тебе свою шестерочку к затылку, и до свидания.
– Тогда почему она не сделала этого с самого начала?
– Слушай, я сейчас с ума сойду.
– Это с чего?
– Ведь тогда они бы не знали, как развивается следствие по их делу. Где-то, чтобы как-то маркировать это по времени, возможно, к моменту убийства Нади, ее работодатели сориентировались, что Рита с заданием не справляется. И потому-то этот вот выстрел в тебя.
Шильке хотел о чем-то спросить, но его перебил Хайни.
– Герр капитан, могу я доложить?
– Что с Ритой?
– Фройляйн Менцель здесь уже нет. Ее забрали.
– Кто? – Шильке почувствовал, как что-то пережало ему горло.
– Мне сказали, что офицеры высоких чинов. Но…
Парень опустил глаза.
– Но что?
– Я переговорил с санитарами и лежащими рядом больными. То было два человека в гражданско. Они предъявили какую-то ужасно важную бумагу, которая всех поставила на уши. Ну, ушли они втроем.
– Боже! Она не вырывалась? Не кричала?
Парень не поднимал голову.
– Она их знала, правда? – вмешался Холмс. – Причем, хорошо.
– Да, простите. Она пошла с ними по согласию, не по принуждению. Она не нервничала, не волновалась…
Повисла тишина. Шильке глянул на Холмса, который никак не прокомментировал информацию Хайни.
– Ну ладно. Здесь мы простоим напрасно. Мотаем отсюда.
А в самой твердыне, собственно, некуда было и бежать. Центр, вместе с забитыми подвалами, было мало пригодным местом по двум причинам. Во-первых, по причине близости начальства, всяческих органов власти и основанного на постоянном терроре порядка. Во-вторых, никто понятия не имел, а не готовят ли русские триумфальное наступление, чтобы почтить смерть Гитлера, и не затопят ли твердыню в море огня. Оставалось Карловице, где они, правда, крутились слишком долго, а так же Бишофсвальде и Цимпель. Все еще не затронутые военным пожаром районы садов и вилл, обладающие тем недостатком, что там было сложно спрятаться. Понятное дело, у них имелись бумаги, подтверждающие, что они являются специальной группой абвера. В огне боев они срабатывали, но вот теперь, перед предполагаемым последним штурмом или капитуляцией их ценность уменьшалась. Помимо того, их командование могло их разыскивать, а любой усердный, старший чином офицер мог тщательно проверить, а что это абвер делает здесь. Шильке приготовил документы на самый разный случай, но если кто-то сверху приказал провести консолидацию тыловых подразделений, могло быть сложно. Переходной период толком не успел еще начаться, а они уже успели увидеть множество повешенных на столбах дезертиров, которые слишком уж рано надели гражданскую одежду.