Побег из гламура
Шрифт:
— Умница! — Человек в смокинге погладил растение по белесым листьям, как гладят любимую собаку, и только после этого повернулся к Кате. — Ну здравствуйте, дорогая моя! — проговорил он, разглядывая ее с ног до головы. — Наконец-то мы встретились!
— Кто вы? Чего вы от меня хотите? — спросила Катя, которую не обмануло это вежливое приветствие. Напротив, этот человек с его вкрадчивыми манерами и фантастическим оформлением кабинета показался ей страшнее прислуживающих ему убийц. Она подумала, что сумасшедший дизайн жилища отражает то мрачное безумие, которое царит в душе его обитателя.
— Видели, как питается это растение? —
— Вы мне не ответили, — повторила Катя. — Кто вы такой?
— Можете называть меня просто Павлом, — ответил ей хозяин. — Имейте в виду, это честь, это большая честь. Кое-кто много отдал бы за право называть меня по имени…
— Но я вовсе не добивалась этой чести! Зачем меня привели в эту безумную комнату? Смотреть, как вы кормите свой сторожевой фикус? Честное слово, мне это неинтересно!
— А зря, — мужчина усмехнулся, — очень поучительное зрелище! Грешным делом люблю его кормить!
— И ради того, чтобы показать мне этот аттракцион, вы послали за мной целую банду? Ради этого ваши люди гонялись за мной целые сутки? Ради этого они убили несколько человек? Не верю!
— Правильно не верите. — Хозяин кабинета негромко похлопал в ладоши. — Умная девочка… вся в отца!
— Отец? При чем тут мой отец? Вряд ли вы его знали…
— Уверяю вас, я его хорошо знал… и знаю!
— Что вы хотите этим сказать?
Хозяин кабинета нажал какую-то кнопку на столе.
Дверь открылась, и в комнату вошла женщина маленького роста, худенькая и узкоплечая.
— Проходите, Зоя Петровна, садитесь, — обманчиво мягко пригласил тот, кто велел Кате называть себя просто Павлом.
— Благодарю вас, я постою, — ответила она неожиданно звонким голосом: так взрослые артисты озвучивают роли детей в радиопостановках — визгливо и ненатурально.
— Не вспоминаете? — вкрадчиво спросил Павел у Кати.
— Первый раз ее вижу! — честно ответила она.
— Это совершенно естественно, — сказала женщина, — ребенок был в тяжелейшем состоянии. Она родителей-то не узнавала, не то что медицинский персонал в лицо запомнить.
При этих словах перед глазами Кати внезапно всплыли грязно-белые стены, окно с форточкой, которая открывалась почему-то сверху вниз, Катя вспомнила даже забытое слово «фрамуга». Больничная палата была маленькая, на одного человека, и называлась смешным словом «бокс», окно узкое, но длинное, так что форточка находилась где-то под потолком, и чтобы открыть ее, приходилось залезать на подоконник и тянуть за веревочную петлю. Но форточку открывали редко — нянечкам было лень забираться на подоконник. В палате стояла жуткая духота, на Катю волнами наплывал удушливый жар, открывая мутные глаза, она видела перед собой только качающуюся веревочную петлю.
Единственный раз она лежала в больнице — в далеком детстве, когда в первом классе подхватила тяжелую стрептококковую ангину. Когда температура дошла до сорока, врач «неотложки» грозно крикнул на маму, которая все не хотела отдавать дочку в больницу, и сам на руках отнес девочку в машину. Катя, разумеется, этого не помнит — при такой-то температуре.
В бокс родных не пускали, медицинского персонала, как водится, не хватало, а те, кто был, не слишком утруждали себя уходом за детьми. Бегая босиком по холодному полу в туалет, Катя заболела еще и пневмонией. Дальше она ничего не помнит, осознала
— Девочку привезли в тяжелом состоянии, — говорила женщина, стоя очень прямо и глядя куда-то вбок мимо Кати, — положение усугубилось пневмонией. Когда стало совсем плохо, понадобилось срочное переливание крови. У девочки Баженовой Кати была очень редкая группа крови — четвертая…
Катя отвернулась, потому что невозможно было слушать этот пронзительный детский голос и видеть перед собой немолодую женщину с седыми волосами. Женщина говорила серьезные вещи, а казалось, что сейчас она лихо притопнет ногой и запоет что-то типа «раз дощечка, два дощечка — будет лесенка» и дальше, как вместе весело шагать и петь хором.
— В таких случаях, — невозмутимо продолжала женщина, — мы обращаемся к родителям, отец или мать — лучший донор. Оказалось, что у матери девочки Баженовой О. К. группа крови не совпадает с дочкиной. И как только речь зашла о том, чтобы пригласить отца, мать девочки призналась, что ее муж Баженов А. П. не является биологическим отцом ее дочери.
— Что? — вскрикнула Катя. — Что вы несете?
Женщина посмотрела на нее в упор, очки ее строго блеснули.
— Не перебивайте ее, — посоветовал Павел, — терпение проявите. Продолжайте, Зоя Петровна, мы вас внимательно слушаем.
— Девочку срочно нужно было спасать, — в мажорном тоне продолжала женщина, — мать спешно связалась с биологическим отцом девочки, и через некоторое время в больницу приехал мужчина. У него взяли анализ крови — группа совпадала: та же, четвертая. Больница — официальное учреждение, так что мужчине пришлось предъявить паспорт на имя Седых Василия Григорьевича.
«Дядя Вася! — поняла Катя. — Но этого не может быть!» Ее папа — такой замечательный, умный, добрый, заботливый — и не папа вовсе?! Отец так ее любил, они много времени проводили вместе, Кате так хотелось быть на него похожей… Правда, все родные хором твердили, что Катя — копия матери. Дядя Вася считался другом дома, они с ее родителями познакомились очень давно, еще в юности, говорила мама. Дядя Вася приходил к ним в ее детстве запросто, без звонка и приглашения. Папа тогда часто ездил в командировки, и дядя Вася помогал маме — возил ее с дочкой в поликлинику и на дачу, даже продукты иногда приносил. И дарил Кате дорогие игрушки. Она привыкла к нему, как к члену семьи. А потом дядя Вася куда-то исчез. Теперь Катя припоминает, что это было как раз после ее выздоровления. А через несколько лет навестил их снова, но Катя уже отвыкла от него, стала стесняться. В подростковом возрасте взрослые неинтересны.
Окружающая жизнь изменилась, и у Катиных родителей ничего не могло быть общего с уголовным авторитетом. Да-да, поняла Катя, ее настоящий отец — уголовный авторитет. И кличка его — Свояк, именно так его называли подчиненные. Да что это она, тут же одернула себя Катя, настоящий отец — это ее папа. И вовсе ничего не значит, что он уже умер и что в детстве дядя Вася баловал ее и дарил дорогие подарки. Но, Боже мой, мама, как она могла? Отец, разумеется, ничего не знал, вряд ли в противном случае он привечал бы дядю Васю. А тот, видимо, не хотел портить жизнь Катиной матери. И Катя ничего бы не узнала и не терзалась теперь, если бы не эта ужасная женщина с голосом, напоминающим звук пионерского горна из старого фильма «Добро пожаловать, или Посторонним вход запрещен!».