Побег из Рая
Шрифт:
— Толик с Борисом находятся сейчас в Сыктывкаре, «на химии», (освобожденные из лагеря и работают на стройках народного хозяйства). Толик работает шофером, а Борис сейчас в колхозе на уборке картошки. Борис пишет в письме, что устроился неплохо, — рассказывала мне мама, едва сдерживая слёзы.
Я не хотел расстраивать родителей и на их вопросы о больнице отвечал, что, конечно, здесь плохо, но терпимо.
— По радио (западным радиостанциям) много о Леониде Плюще говорят, что его так здесь лечат, что он
— Нет, не видел, я в другом отделении, даже Мишу ещё не видел, — кричал я в ответ, а у самого просто приобморочное состояние от новости, что Толик и Борис уже на свободе, что они всего один год под конвоем пробыли. Один час прошел быстро, родители вышли, чтобы снова через несколько минут зайти и встретиться с Мишей.
45
ПОСУДОМОЙКА И ВСТРЕЧА С МИШЕЙ
— Ты хочешь работать в посудомойке? — спросила меня врач во время очередного утреннего обхода.
— Пойду, — согласился я. — Приступай с сегодняшнего дня, можешь выходить из отделения на кухню. Запишите его в список! — обратилась она к медсестре.
Решение врача выпустить меня за пределы отделения было хорошим признаком, это значило, что врач не считала меня серьёзным антисоветчиком и преступником. Только считанным больным за переход границы и политическим удавалось получить работу с выходом из отделения и то, только после нескольких лет, проведенных в больнице.
Как только я пытался сравнить события, происходившие в моей жизни — счастье выйти за двери отделения — и события, происходившие у Бориса и Толика — выход «на химию», так сразу стало до слёз обидно за собственное заточение в этих стенах.
Новая работа оказалась довольно неприятной. В одной из комнат отделения была посудомойка с полками для чистых алюминиевые мисок, кружек, ложек и двумя цинковыми корытами, в одно из которых заливали воду и много хлорки. Тряпкой я оттирал от мисок остатки пищи и бросал туда тарелки, мой напарник мыл всё, потом полоскал в другом корыте и стопками ставил всю чистую посуду на полки. Помыв посуду, мы ещё убирали посудомойку и не заметили, как отделение вернулось с прогулки.
— Семеныч, а как же мы? Может сводишь нас на прогулку с другим отделением погулять, — упрашивал я бригадира санитаров.
— Пошли, — согласился он.
В прогулочный двор начали выходить отделения четвертого этажа. Я увидел брата и сразу подошел к нему.
— Как ты сюда попал? — удивился он и после моего ответа с сожалением сказал, перетаптываясь с ноги на ногу: — Влипли мы с тобой, Шурик. Борис с Толиком, считай, на свободе, а я здесь, наверное, с ума сойду. Как здесь только люди по столько лет сидят?
— Чем тебя кормят?
— Целую кучу дают три раза в день: трифтазин, триседил. Крутит меня от них сильно,
— Ты хоть не пей их, научись прятать лекарства в горло. Постарайся! — просил я Мишу.
— Легко сказать, прячь. Санитары и так мне шпателем весь рот проверяют, а чуть что заменят, сразу на уколы посадят.
Миша остановился и показал мне худого человека с бледным заторможенным лицом, прихрамывавшего на одну ногу и одетого в домашнюю полосатую пижаму.
— Это — Леонид Плющ, он с 9-го отделения.
Никогда бы раньше я не мог представить, что в этой дыре придется быть вместе.
— Давай подойдём, поговорим с ним, — предложил я. — Он не знает, что он — наш старый знакомый. Ведь мы с тобой сами решили, что лучше попасть в психушку, отмучиться как Плющ и выйти на свободу побыстрее, только мы тогда не догадывались о существовании спецбольниц, но что теперь об этом говорить.
– Здравствуйте! — поздоровались мы, подойдя к Плющу. Он шел вместе с высоким молодым человеком, что-то обсуждая.
— Когда мы были на свободе, мы слушали западные радиостанции, где очень много о вас рассказывали и переживали за вас, и вот теперь сами здесь, — начал я разговор.
Плющ молча смотрел на нас не зная что сказать, лишь протянул долгое:
– Да-а-а…
— Ладно, я пойду пока с братом погуляю, — сказал я, понимая, что Плющ не может понять чего мы от него хотим. Может он нас принял за тяжело больных людей, потому что лицо у Миши застыло, он перетаптывался молча все эти минуты, да и мой вид, думаю, был не лучше.
Во дворе гуляло сразу три отделения, человек триста, было очень тесно.
— Может, пойти тебе на прием к врачу и рассказать всю правду как симулировал, — спросил я, видя как тяжело приходится брату. — Все равно, наверное, лекарств тебе больше не прибавят.
— Вряд ли из этого что-то получится. Врач меня даже с надзорной палаты выпускать не хочет. Ладно, попробую, — глядя на меня своими черными глазами согласился он, — только голова у меня сейчас ни черта не работает, даже не знаю, что говорить. Ты знаешь, — вдруг вспомнил брат, — тут в 9-ом отделении парень есть, он с тобой в Сербском был, кажется, Бого его фамилия. Да вот он!
Как раз в этот момент мимо нас проходил Иван Бого. Он сразу узнал меня и приветливо улыбнулся. Иван рассказал, что в больнице он уже шестой месяц и получает много лекарств.
— Девятое выходи! — прозвучала команда. Больные выходили через калитку и строились, с ними ушёл Иван. Санитары расталкивали всех по парам и считали. Колонна стояла и в разнобой переваливалась с ноги на ногу, непроизвольно маршируя.
— Десятое на выход!
— Нас зовут, Шурик, я пойду, — печально сказал Миша.