Побег
Шрифт:
Обсушившись у костра, Ерофей вновь отправился в свой нескончаемый и до чёртиков надоевший путь, намереваясь без остановок добраться до Шатодиена. Он устал, был голоден и хотел выспаться в чистой постели, посмотреть телевизор, а без Гермеса всего этого ему не видать как своих ушей без зеркала.
До Шатодиена Ерофей добрался без особых трудностей, если не считать, что принял стадо коров за отряд солдат.
Он мчался вперед по полю меж скошенных пшеничных полей, и вдруг увидел впереди пыльное облако - здесь, видимо, не было давно дождей, и поверхность дороги превратилась в мелкий сыпучий порошок. Ерофей пришёл в ужас от этого видения - не иначе навстречу движется крупный вражеский отряд. А это - не десяток перепуганных дозорных. «Ну
– Раз суждено погибнуть, так - с музыкой!» - и пришпорил Султана.
Конь устремился решительно вперед, неся в седле не менее решительного всадника. Но разгневанные крестьяне - это вам не солдаты-наемники, которые любят получать деньги за службу, не особенно в ней усердствуя. Поэтому Ерофей к своему изумлению увидел впереди пыльного облака около десятка крепких мужчин с деревянными рогатинами наперевес, а за ними в оседающей пыли… коровьи рога.
Ерофей вздыбил Султана. Конь обиженно заржал от бестолковых команд хозяина: то в галоп, то стой… Крестьяне были удивлены, наверное, тоже не менее Ерофея, приняв его, видно, за какого-нибудь сумасшедшего странствующего дворянина: наверное, в то время тоже жили «дон Кихоты». Ерофей же стремительно пронёсся мимо, чувствуя, как огнём горят и лицо, и уши: это надо же - принять стадо коров за воинский отряд!
Ерофей оказался прав относительно отца Мари: приветили его по высшему разряду. Правда, когда он передал письмо Мари, то вышел конфуз, потому что строки письма расплылись от вынужденного купания Ерофея в реке. Но когда показал иконку, подаренную девушкой, рассказ его больше не подвергался сомнению.
Усталого путника под дружные охи и ахи служанок и няни Мари заставили вымыться с дороги. Раны его смазали какими-то мазями, перевязали. Юношу накормили так, что его живот, казалось, лопнет, а потом торжественно проводили в постель. И едва коснувшись щекой подушки, Ерофей тут же заснул крепко и без снов, совершенно безмятежно, потому что Ерофей понял: отец Мари - сообщник Генриха и не допустит, чтобы в его доме схватили посланца уважаемого им человека.
Ерофея в доме барона Лавасье, конечно, никто не тронул, но только выехал он из Шатодиена по дороге на Шартр, то заметил, что находится под неусыпным наблюдением. Видимо, люди герцога Майенского сменили тактику, решив не убивать вражеского курьера, а проследить, к кому он едет. Вероятно, поняли, что гонец и в самом деле не имеет при себе никакого письма. Такое обстоятельство весьма понравилось Ерофею. Он одобрительно подумал: «Что же, с их стороны это очень и очень разумное решение: не убивать меня. А что будет дальше, то - ки вивра вэра, как говорится, поживем - увидим».
Ерофей подъехал к Парижу со стороны Версаля. Он с трудом пробирался между повозками, которых было видимо-невидимо на дороге. Одни крестьяне везли в Париж провиант, другие возвращались обратно, и чем ближе был Париж, тем больше «забивалась» дорога. Туда-сюда курсировали солдаты, и следовало быть настороже. Но близость конца пути придала Ерофею силы, он постоянно подбадривал Султана и шпорами, и плеткой, чего, конь, конечно, не заслуживал - и так постоянно скакал изо всех сил.
Вдоль дороги, которая нырнула в долину, на полях работали крестьяне. Мирная картина. Но что-то заставило Ерофея встревожиться. Может, то, что часть крестьян сидела праздно на обочине? Едва Ерофей с ними поравнялся, они вскочили. Об их гнусных намерениях красноречиво говорили нацеленные на Ерофея аркебузы. Но Ерофей вовсе не хотел попасть под шальные выстрелы незнакомцев, потому изо всех сил хлестнул Султана плетью, отчего конь обиженно заржал и скакнул вперёд. Сзади загремели выстрелы. «Да, Лига действует грубо, неаккуратно, - пробормотал сквозь зубы Ерофей и вновь огрел Султана плетью.
– Прости, конёк, но прибавь ходу». Султан и без того понял, что надо удирать со всех ног, и поскакал так, что в ушах Ерофея засвистал ветер. Таким бешеным аллюром они достигли
«Теперь-то мне и не вывернуться», - тоскливо подумал Ерофей, но Султан, видимо, был иного мнения, ему вовсе не «улыбалось» оказаться под копытами сородичей, и умное животное, углядев просвет между кустами, скакнуло туда, раздирая грудь и бока колючками. Повозка промчалась с ужасающим грохотом мимо, из неё раздались выстрелы, и Ерофей закричал с досадой:
– Ну, закончится это безобразие когда-нибудь? Я устал! Я скоро с ума сойду с этими битвами и погонями!
Однако рассудок Ерофея не покинул. Он решил пробираться в Париж лесом. Ему, а тем более Султану, требовался отдых - конь запалённо дышал и дрожал от испуга, бока кровоточили от ссадин. Ерофей спешился и повел коня за собой на поводу. В самой чаще он пустил Султана пастись, а сам развел костер возле громадного дуба, привалился к нему спиной, завернувшись в потрёпанный плащ, рассудив, что в Париж лучше всего явиться днем - безопаснее, да и в город легче проникнуть, а ночью наверняка требуется специальный пропуск. Но вопрос: в городе ли Гермес? Как его отыскать? Однако усталость одолела Ерофея, тоскливые мысли отступили куда-то, и он заснул.
Проснулся юноша от холода. Костер погас, а плащ не согревал. У него засосало под ложечкой от голода. Зато Султан выглядел довольным и сытым, царапины его уже не кровоточили.
– И то хорошо, - громко произнёс Ерофей. И перепугался: последнее время он постоянно разговаривает вслух, а это один из признаков сумасшествия. Это плохо. Пора прекращать трепотню с самим собой.
– Мама дорогая, неужели у меня крыша поехала?
– вырвалось у него непроизвольно, когда садился на коня. Султан тихо, будто успокаивая хозяина, заржал. Ерофей ласково потрепал коня по шее.
– Спасибо тебе, Султанчик, ты настоящий друг и понимаешь меня.
Несчастный, голодный Ерофей двинулся шагом к дороге, к финишной прямой своей безумной стайерской дистанции.
Ему хотелось думать, что спит, и вот-вот проснётся, пойдёт на кухню, а там уже готов завтрак - любимая яичница с колбасой. Ерофей так ясно все себе представил, что у него рот наполнился слюной.
– Гермес!
– заорал он во всё горло.
– Где ты? Отзовись!
От его крика в воздух взвилась стая птиц, похожих на грачей, загомонила и закружилась над лесом. Ерофей ругнул себя, ведь встревоженные птицы могли привлечь внимание преследователей, а это совсем не нужно. Ерофей придержал коня и прислушался: не ломится ли кто через чащу? Однако вокруг было тихо, и Ерофей вновь не удержался от замечания к собственной особе:
– Вот балда!
– и пустил Султана рысью, чтобы поскорее выскочить из круга, обозначенного в небе перепуганными птицами.
Он ехал навстречу неизвестности.
Через городские ворота в Париж втягивались медленно повозки с провиантом, въезжали вооружённые отряды. Стража проверяла приезжих небрежно, и всё-таки Ерофей долго не мог осмелиться въехать в город - кружил и кружил по ближайшему леску. За прошедшие две недели он столько раз подвергался опасности, что у него возникло чувство предвидения её. Вот и сейчас это предчувствие возникло. Но там, в городе, Гермес. Может быть, ему тоже грозит опасность, и Ерофей решительно двинулся к воротам, намереваясь пристроиться к одному из вооружённых отрядов, где были не только солдаты, но и гражданские люди.