Побеждённые (Часть 1)
Шрифт:
– Щенушка, милый! Ты спать захотел, мой маленький? Сейчас я тебя пристрою в колыбельку. Ушки вместо подушки, хвостиком прикроем нос, и заснешь сладко-сладко!
Олег заметил, что Валентин Платонович тоже смотрит на Асю; глаза их на минуту встретились, и Олегу показалось, что его товарищ думает совершенно то же самое... "Не уступлю!" - твердо решил Дашков.
– Господа, я, как признанный церемониймейстер, предлагаю продолжать, заговорил Фроловский.
– Садись сюда теперь ты, князь.
– Не трепли, Фроловский, пожалуйста, мой титул, - сказал, усаживаясь в круг, Олег.
– Не следует заново привыкать к нему,
– Извини. Не буду, - ответил Фроловский.
– Кто желает задать вопрос? Видно, начинать опять мне? А ну-ка скажи, дружище, которая из присутствующих девушек тебе нравится больше других?
Взгляд Олега упал на молчаливую печальную Елочку, сидевшую в стороне; ему почему-то стало жаль ее, захотелось втянуть в игру и поднять во мнении окружающих...
– Вот уже не думал, что попаду в положение Париса!
– громко сказал он.
– А нравится мне всех больше Елизавета Георгиевна!
Елочка вздрогнула и вся загорелась.
Ася, как попугайчик, спросила Олега то же, что он спросил ее:
– Что вы любите больше всего, не "кого", а "что"?
– Россию, - ответил Олег после минутного молчания.
– Россия не "что", а "кто", - неожиданно для всех строго и серьезно произнесла Елочка, и глубоко сдерживаемое, потаенное чувство прозвучало в ее голосе густым красивым звоном, будто где-то на далекой колокольне ударили в колокол.
Все умолкли на минуту, как будто упомянулось имя недавно скончавшегося близкого человека.
– О!
– воскликнул Валентин Платонович.
– Мысль интересная, но обсуждение отведет нас слишком далеко от вашей прямой задачи. Эту мысль мы обсудим за чайным столом.
Шура, который никак не мог успокоиться в вопросе о героизме, спросил Олега:
– Считаете ли вы себя героем - таким, как охарактеризовала Ксения Всеволодовна?
– Героев рождает эпоха и обстановка, а не всегда личные качества, сказал Олег.
– Я видел сотни и тысячи героев среди офицеров и солдат и даже среди оборванцев-пролетариев во враждебном лагере. Героями в наше время были все, кто не бросил оружие. Думаю, что я был не лучше и не хуже других.
"Ну уже нет, - подумала Елочка.
– Оценка слишком скромная! Командир "роты смерти" и два Георгия! Но вслух не произнесла ни слова.
Между тем, Леля, Ася и Шура напали на Фроловского:
– А вы-то сами, наш церемониймейстер? Свой номер вы, кажется, зажуливаете? Теперь ваша очередь!
Фроловский взял из передней фуражку, надел ее на затылок, взлохматил себе волосы, и принял тупое и угрожающее выражение лица.
– Товарищи, - начал он зычным голосом, делая ударение на последнем слоге и словно выдавливая из себя слова, - в дни, когда все советские гражданы, в том числе и мы - ударники нашего завода - с небывалым подъемом трудимся на пользу социалистического строительства, капиталистические акулы и их прихлебатели замышляют погубить молодую советскую республику. С помощью кулаков, буржуев и белобандитов всех мастей они хотят насадить нам снова ненавистный капиталистический строй. Но этому, товарищи, не бывать! Подлые капиталисты просчитались - мы не дадим им сунуть к нам свои свиные рыла! Даром, что ли, мы кровь проливали? В ответ на их происки мы пролетарии завода "Красный Утюг" - заверяем партию и правительство, а также товарища Сталина, что будем работать еще лучше и
Слушатели зааплодировали так горячо, будто были и впрямь рабочими завода "Красный Утюг", собравшимися на митинг.
Шура Краснокутский, отбывая свой фант, сел к роялю и стал наигрывать кое-как "Дон-Грея", охая и жалуясь на свою судьбу. Услышав звуки фокстрота, Валентин Платонович насторожился, словно боевой конь, и расшаркался перед Лелей, но та растерянно пролепетала:
– Я не танцую... Наталья Павловна и мама не позволяют... фокстрот.
– Господи, прости мне! Кажется, я уже во второй раз нарушаю благонравие этого дома!
– сказал Валентин Платонович.
– Пройдемтесь разочек, милая маркиза, пока старших нет. Уж неужели вовсе не умеете?
Леля робко положила руку ему на плечо.
– Попробую, только не проговоритесь при маме, пожалуйста! Я у вашей соседки танцевала раз... Если мама узнает, она меня к ней не пустит.
Оба танцевали очень хорошо, но как только у двери послышался голос француженки, Леля вырвалась из рук Валентина Платоновича.
– А ты, Дашков, что же не танцуешь?
– спросил Фроловский, подходя к Олегу.
– Не умею и я, - ответил Олег.
– Просидев семь с половиной лет в чистилище, не имел возможности научиться, а в те годы, когда я был в числе живых, этого танца еще в заводе не было.
– В чистилище?
– повторил Фроловский, и лицо его стало серьезно.
– Так ты уже отбыл это? А я пребываю в приятном ожидании. Моя maman не засыпает раньше шести утра, все ждет... Даже сухарей мне насушила и чемодан собрала на всякий случай.
Звуки вальса прервали их разговор. Валентин Платонович живо поймал Асю и закружил по комнате, но почти тотчас им пришлось остановиться, так как Шура сбился. Воспользовавшись паузой, Ася сказала тихо:
– Валентин Платонович, я вас хотела предупредить: не расспрашивайте Олега Андреевича - у него все погибли и я заметила, что ему тяжело говорить.
Олег видел со своего места, что они переговариваются вполголоса и что Валентин Платоно-вич взглянул раза два в его сторону. Опять ревнивая досада всколыхнулась на дне его души.
Между тем, Ася и Леля побежали в спальню, где разговаривали старшие, и вытащили оттуда Нину, умоляя ее сыграть им вальс. Нина должна была в этот вечер петь во втором отделении какого-то шефского концерта и уже собиралась уезжать, но, уступая просьбам молодежи, села к роялю. Если звуки фокстрота ничего не говорили сердцу Олега, то звуки знакомого вальса расшевелили в нем воспоминание о вальсах в доме отца под эти же "Маньчжурские сопки". Однако мысль, что Валентин Платонович сейчас подойдет к Асе и опять обнимет ее талию, подхлестнула, и он поспешил пригласить ее.
"Какая прекрасная пара!
– подумала Нина, проследив за ними глазами. Ну, слава Богу, что хоть сегодня он доволен и весел!" Наталья Павловна тоже наблюдала за порхающей внучкой; глаза ее и Нины встретились, и обе без слов поняли друг друга - если бы не постоянная опасность, нависшая над головой Олега, можно был бы мечтать о...
Француженка смотрела с умиленной улыбкой:
– Ma pauvre petite Sandrillone va bientot devenir une ptinccsse et plus tard une dame d'honeur peut-etre!*