Побочный эффект
Шрифт:
Последнюю сотню шагов Мария еле шла. Потом остановилась. Повернула к Арви огромные свои глаза.
– Она меня не пускает, - сказала шепотом.
– Кто?
– так же тихо спросил Арви.
– Она. Башня. Вот здесь в груди крючок.
– Что ты говоришь, Мария!
– Да. Тянет вот здесь, И так больно. Она села прямо на пыльную дорогу. По ее щекам катились слезы.
– Я не могу. Я должна вернуться. А вы идите. Попробуйте без меня.
– Это невозможно, Мария, - сказал Арви и сел рядом с нею в пыль.
Тад стоял поодаль и молча
– Я же тебе говорила, что мы с ней связаны. Я забыла. А сейчас держит. Это так странно...
– Она улыбнулась.
– Но это правда.
Мария приподняла голову и посмотрела вдаль.
– Отпусти меня, башня, - сказала она беззвучно, - я такая счастливая. Есть такой человек - Арви, самый добрый и самый прекрасный... Я хочу уйти с ним далеко-далеко... А тебя я все равно буду помнить... Отпусти меня, пожалуйста...
– Если я отпущу тебя, - так же беззвучно ответила башня, - я потеряю свою силу. Это твоя душа живет в самой глубине моих приборов и схем, твоя человеческая душа...
– Башня, миленькая, - шептала Мария, - ну что тебе стоит! У тебя и так получится, я уверена.
– Ах, Мария, - отвечала башня, - ведь ты не знаешь моего устройства. Я это ты. Если мы расстанемся, пробежит трещина. Принцип моей работы...
Мария уже не слышала ее, и никто не слышал, а башня философствовала. Принцип моей работы, говорила башня, основан на балансе. Великое и малое подчинены друг другу. Мировая гармония - это баланс протуберанца и слезинки. Я вижу перед собой как бы огромные весы. Я сама становлюсь этими весами. На одной чаше - счастье человечества. Мир без оружия и насилия. Мир сытый и светлый. На другой - ты. Или Арви. Или Марк. Или какой-нибудь малыш. Неважно, кто. Пусть он крохотен, одинок, слаб. Меня учили с детства, что вес на первой чаше ничуть не больше, чем на второй. И пока сохранен этот баланс, я не могу сделать выбор. Но когда ты просишь меня, я теряюсь. Весы приходят в движение. Все может рухнуть. Но Мария не слышала ее.
– Если ты уйдешь, - продолжала башня, - я превращусь в мертвую груду металла и кристаллов, автоматы снова начнут стрелять, бомбы взрываться...
– Отпусти меня, - повторила Мария, - я такая счастливая...
Арви сидел рядом, обняв колени.
– Эй, вы, - зашипел Тад.
– Перекати-поле ждать не будет. Плакала тогда наша заграничная свобода. И денежки плакали...
– Помолчи там, - бросил Арви.
– Ну, с вами свяжешься, - сказал Тад.
– Псих на психе
– А ты забыл, как башня тебя не пускала?
– Арви уставил на него голубые глаза.
– Ну, это когда было. И не здесь совсем.
– Все, - вдруг сказала Мария.
– Она отпустила меня.
На столе пискнул зуммер. Дежурный офицер взял трубку.
– Господин маршал, - обратился он к начальнику штаба, - важное сообщение из южной зоны оцепления.
– Я сам, - сказал президент, устремившись к аппарату.
Голос в трубке захлебывался от волнения:
– Эффективность обстрела налицо... Разрывы ложатся вплотную к стенам... В бинокль видны повреждения...
Президент
– Хорошие новости, господа. Кажется, наступил перелом.
Когда далеко за камнями мелькнули мундиры пограничной полиции, Тад развеселился.
– Ку-ку, беретнички, тю-тю, легавые!
– кричал он, брызгая слюной и показывая остатки гнилых зубов. Он подпрыгивал, хлопал себя по ляжкам, приставлял обе пятерни к носу, издевательски помахивая пальцами. При этом природная осторожность заставляла его ловко прятаться за каждым подходящим камнем.
Мария и Арви молча шли впереди. Полицейских уже не было видно. И казалось ли Таду, что вновь засвистели пули, или они действительно засвистели, только Мария остановилась. Тихо опустилась на землю.
– Мария!
– закричал Арви.
Темные глаза девушки смотрели в небо. Арви опустился на колени и медленно пополз к ней. Тад испуганно молчал, кусая костяшки пальцев.
Арви встал.
– Ты убил ее, ты!
– Арви невидяще надвигался на приятеля.
– Ты с ума сошел, - Тад пятился. Споткнулся, упал, в страхе вытянув вперед руку. Арви прошел мимо.
– Ты убил ее, - шептал он, - ты отнял у меня все - свободу, любовь, саму душу...
– О чем ты, Арви?
– взмолился Тад.
– Кто отнял у тебя душу?
Арви резко повернулся к нему.
– Мой отец.
– При чем здесь твой отец?
– Тад изумленно моргал.
– Ну и дела! А я-то думал, ты взъелся на него за то, что он тебя из дому выгнал. Президентский дворец как-никак.
– Дурак ты, Тад, - сказал Арви.
– Помоги лучше. Они нашли трещину в земле. Перетащили в нее тело. Навалили сверху горку камней.
– Ну что, пошли, - нерешительно сказал Тад. Арви молчал.
– Стемнеет скоро.
– Иди один.
– Как один?
– голос Тада дрогнул.
– Она отпустила Марию, но держит меня.
– Да кто же?
– Башня. Она зовет меня голосом Марии. И вот здесь - крючок, - Арви дотронулся до сердца.
– Тянет, так тянет. Понимаешь?
– Не уходи, Арви. Я один не хочу.
– Возвращайся со мной.
– Нет! Они убьют нас.
– Мне нужно туда, Тад. Не сердись. Когда в этой башне живет человеческая душа, она никому не дает стрелять. Понимаешь? Ты можешь не бояться, идти, куда задумал. Никто не причинит тебе вреда. У тебя все получится, Тад.
– Ну и уйду. Уйду!
– кричал Тад. Пена пузырилась на его толстых губах. Пропади ты пропадом, псих припадочный!
Арви повернулся и пошел назад, легко ступая резиновыми тапочками.
Сверху, на горном шоссе показались два джипа.
Советник прятал глаза.
– Я уверен, не пройдет и суток, его найдут. Главное, теперь точно известно, что он успел выпрыгнуть. Я думаю, он специально направил джип к обрыву, хотел сбить погоню.
– Умница, сынок!
– Президент возбужденно шагал по ковру.
– Так обвести вокруг пальцев всю твою хваленую службу. Если бы не эта скотина-бармен, он вообще преспокойно перешел бы границу.