Побочный эффект
Шрифт:
Машина остановилась, и в распахнувшуюся дверь ворвался ледяной ветер. Олег почувствовал, как его грубо выволокли на снег и потащили куда-то – низкие ветви подлеска хлестали по лицу.
– Достаточно, – решил Семен Ильич.
Сквозь завывание ветра послышался удаляющийся хруст шагов по глубокому снегу.
– А точно заметет следы? – донесся едва слышный голос Нины.
В ответ раздался басок адвоката, но разобрать слова было уже невозможно. В глазах Олега по-прежнему вертелись разноцветные пятна, складываясь в вихри и фигуры калейдоскопа, рассыпались искрами. Холод легко пробрался
Олег понял, что надо ползти. Обязательно. Иначе ледяная смерть, словно беспощадная любовница, легко овладеет им.
– Нет… – прохрипел он, удивляясь, как непривычно звучит голос. – Нет!
Он поднялся на ноги и побрел через подлесок, не разбирая направления, а радужные пятна в глазах вытягивались в полосы, выстраивались в многочисленные цветные треугольники.
– Я смогу!
Мозаичные фигуры напоминали Знак Бога, увиденный во сне.
– Помоги мне! – шептал Олег, проваливаясь босыми ногами в остекленевший наст. – Я не должен тут умереть!
Наконец вернулось зрение, хотя загадочная фигура перед глазами виднелась все так же отчетливо. Сердце упругими толчками начало разгонять кровь по жилам, но тепла это почти не добавляло. Снег обжигал, скрючивал пальцы, а босые ступни свело судорогой, и вскоре они вовсе перестали ощущаться как часть организма.
Олег только теперь задумался о выбранном направлении, совершенно не понимая, почему начал двигаться именно в эту сторону. Он огляделся, но лес всюду был одинаков – черные пирамиды елей, белые стволы насквозь промерзших берез.
– А! – закричал Олег, но ветер тут же развеял его слова. – Помогите!
Даже эхо не отозвалось. Ноги проваливались порой выше колена, и вскоре стало ясно, что передвигаться пешком здесь попросту нельзя. Выросший в Крыму, Олег и представить себе не мог, что вместо нежданной радости снег когда-нибудь станет его врагом. Поземка кружилась и засыпала глаза, а видимость была не дальше, чем на бросок камнем. Небо при этом оставалось ясным, заливая искрящиеся сугробы мертвенным светом луны.
– А!!! – Олег все еще надеялся, что его кто-нибудь услышит.
Часть пути он проделал ползком. За это время тело немного согрелось, но ледяной ветер подточил его силы – горло ощутимо распухло, мешало дышать, а о том, чтобы издать хоть какой-нибудь звук, не могло быть и речи. Кожа окончательно задубела, ноздри изнутри покрылись инеем.
Не имея ни малейшего представления о преодоленном расстоянии, Олег просто двигался. Отчасти чтобы согреться, хотя это практически не помогало, отчасти из необъяснимого упрямства, заставлявшего бороться за жизнь. Но разум уже начал сдавать позиции, напевая колыбельную смерти: «До людей все равно не добраться. Ложись в снег, зачем зря мучиться. Во сне умирать не страшно».
– Хрен тебе! – скорее подумал, чем прошептал Олег.
Внезапно он вспомнил Шерстку, как она говорила о ситуации, в которой борьба за жизнь не имеет смысла.
– Не сдамся! – все равно хрипело горло, а слезы льдинками замирали на ресницах.
«А Шерстке только легче будет, – нашептывал засыпающий разум. – А то сидишь у нее
Пару раз Олег поддавался искушению и прислонялся спиной к стволу дерева. Так действительно было легче. Тело все равно уже ничего не чувствовало, а так меньше напряжения, меньше боли. И сон тут же ложился на веки, окутывая Олега плотным покрывалом равнодушия и спокойствия.
Иногда его поднимала жалость – все же Шерстка расстроится за него, непутевого. Иногда просто инстинкт, иногда упрямство. Один раз он лежал очень долго, устав и не желая двигаться дальше. Но ужас скорой смерти пробивался сквозь навалившуюся апатию, вызывая ни с чем не сравнимую панику. Олег завыл в голос, когда к ужасу прибавился стыд за бездарно прожитые годы. С ума можно было сойти от мысли, что единственной движущей силой его поступков в последние годы было неудовлетворенное либидо. А судьба, словно в насмешку, так и не дала ему добиться искомого. Зачем же надо было ограничивать себя какими-то условностями и обязательствами? Какой от них теперь смысл?
«Да лучше бы я с самого начала наплевал на запреты родителей и остался с Шерсткой. Черт меня задери!»
Апатию как рукой сняло. Олег застонал и снова пополз вперед, не давая равнодушию взять над собой верх.
«Доползу, – думал он. – Доползу и позвоню Кристине. Так и скажу, что не хочу больше с ней жить».
А ветер спорил, мешал двигаться, выдувая из мышц последние капли силы. Наконец Олег окончательно застрял в куче валежника.
«Все, конец. Почему же тогда именно со мной говорил голос бога? Зачем открыл такую тайну, если мне все равно умирать в лесу? Какой смысл? Или все, что делает бог, совершенно бессмысленно? А много ли смысла в моих собственных поступках? Сколько раз я плакал ночами и жалел себя, обвиняя Кристю в непонимании, хотя связался с ней лишь из робости, из боязни построить отношения с кем-то еще. Точнее, из боязни остаться у разбитого корыта, упустив хорошее ради лучшего».
Он почти заснул, перед мысленным взором то вертелась фигура из треугольников, то возникало лицо кузины – строгое, веселое, серьезное, насмешливое. Оно заставило собрать все силы, выбраться из валежника и снова ползти через снег, оставляя за собой широкую утрамбованную полосу, которую тут же заметала поземка.
Силы быстро кончались, обмерзшая кожа ощущалась сплошным покровом боли, и Олег удивился, почему до сих пор может двигаться. И хотя смерть была рядом, она никак не могла сделать последний удар.
«Нет никакой смерти, – зло думал Олег, переползая между сугробами. – Если я умру, то не смогу осознать, что уже умер. А пока живу, остается надежда. Смерть имеет смысл лишь для тех, кто найдет меня мертвым. Люди боятся скорби близких, а не пустоты, которую все равно не смогут ощутить».
Он полз и полз, а в мозгу рождались болезненные теории самооправдания и самоуничижения.
«Но мне-то чего бояться? Страшно страдание, предшествующее смерти, а не сама смерть. И чем быстрее смерть, тем короче страдания. Шерстка права, нет смысла бороться за жизнь, когда скорый уход неизбежен, а борьба лишь прибавляет страдания. Она меня поймет. Или она не это имела в виду?»