Побочный эффект
Шрифт:
В дверь позвонили. Наверняка очередная влюбленная дурочка — больше некому. Маме еще слишком рано возвращаться. К тому же она всегда открывает своим ключом.
Друзей у Вадима не было, зато от девчонок не мог отбиться: бегали вокруг него стаями, глупые. Никак не могли понять, что ему никто не нужен, пока рядом есть мама. Забрасывали дурацкими записочками, одаривали многозначительными взглядами. Дуры! Из-за них Вадиму без конца приходилось участвовать в разборках с пацанами. В каждом гарнизоне его ждали неприятности
Вот и сейчас, наверное, очередная дура приперлась, якобы за домашним заданием. Вадим открыл дверь, заранее нахмурившись.
Перед ним стояла мама. Какая-то странная, ухмыляющаяся. Легким щипком коснулась его щеки:
— Здравствуй, малыш!
Прошла в комнату, огляделась по сторонам. Не найдя ничего интересного, заглянула в спальню. Не обнаружив искомого, уставилась на Вадима ошалелым взглядом:
— Я не поняла — а где народ? Где стол, где поклонники? Где все, я тебя спрашиваю?! Это что же, меня пригласили ради того, чтобы выступать перед одним сосунком? Или я слишком рано пришла?
От ее чужого голоса, от странных слов у Вадима по коже разбежались мурашки.
— Мама, что с тобой?
— А вот хамить не надо! 'Мама!' Я, конечно, старше, но не до такой же степени. Хамло! Не знаю, что ты здесь делаешь — как по мне, ты еще слишком мал для этого. Ну да родителям виднее. Это папаша, что ли, решил тебя посвятить во взрослую жизнь? Ну-ну… Мне-то что? Мне без разницы, не мои проблемы. А сам-то папашка где?
— Как где? На учениях… Ты что, забыла, мам?
— Еще раз мамой обзовешь — накажу. Понял, козлик? Так где остальные?
Вадим был обескуражен. Что случилось с мамой? Почему у нее такой чужой голос? Почему она смотрит так отстраненно? И кого она все время ищет? Какие гости? Разве они собирались принимать гостей? Без отца? Но мама же ни о чем таком не говорила.
Ничего не понимая, но не желая еще раз нарваться на 'козлика', Вадик сел в кресло и взялся за книгу. Мама постояла среди комнаты, упершись руками в бока, поразмышляла о чем-то. Подошла к нему:
— Ну ладно, ладно. Обиделся! О'кей — взрослый, так взрослый, мне без разницы. Раз отец решил, что уже пора, пусть так и будет. Я не знаю, во сколько лет нынче принято посвящать мальчиков в такие игры. Тебе сколько лет, орел?
— Тринадцать, — не рискуя называть маму мамой, пролепетал Вадим. Неужели она забыла, сколько ему лет? Что с ней, почему она такая чужая?
— Тринадцать! Кому скажи — засмеют. Паулина Видовская лишает невинности тринадцатилетнего сыкунка!
С неприятным смешком опустилась перед Вадимом на колени:
— Смотри, малыш, как это делается. Потом внукам рассказывать будешь, как Паулина Видовская твоему сморчку удовольствие доставляла.
Какая еще Видовская? Вадим слыхом не слыхивал эту фамилию. И о чем мама говорит? Боже, что она собирается делать?!
Отшатнулся, пытаясь оттолкнуть мать, когда та стянула его домашние
— Не дергайся, пацан. Видишь, какие у тетеньки длинные ногти? Еще пораню ненароком. Не бойся, дурачок, это не больно. Эх, красивый парень растет! То-то девкам от тебя достанется.
Вадим вжался в кресло. Было ужасно стыдно и противно смотреть, как мать облизывает то, что обычно ласково называла краником. Теперь почему-то обозвала сморчком. Чтобы не было противно, зажмурился, сжал кулаки так, что заболели ногти.
А мама выделывала с 'краником' затейливые па. Однако противно не было. Это было… было… странно. Тепло, мокро, и странно. А потом…
От чего-то неведомого захватило дух, стало не хватать воздуха.
От неведомого? Да что там — Вадим ежедневно ощущал неведомую эту невесомость, когда сердце гуляет по телу, одновременно заполняя собою желудок, пах, горло и почему-то уши. Каждый день с наслаждением касался руками маминого тела, смывая с него остатки сметаны. Когда чувствовал, как расцветают под его руками мамины соски, 'краник' его вырастал если не в 'кранище', то в 'кран'. Мама смеялась, говорила, что Вадик стал взрослым. Почти взрослым — так говорила она.
Но о таком божественном наслаждении он даже не мечтал.
Да и как можно мечтать о таком? О таком?!!
— Доброе утро, мое сокровище! Как спалось?
Мама с любовью провела по его волосам, смачно поцеловала в губы. Так они здоровались каждое утро, если рядом не было отца.
Вадику казалось, что он проснется в другом мире, где все иначе. А мама делает вид, будто ничего не произошло.
Как же не произошло? Ведь мир стал цветным, мама!
Хотелось прижаться к ней, как накануне. Хотелось сказать, как сильно он ее любит. Как благодарен за вчерашнее.
А вслух произнес банальное:
— Нормально.
— Вадюша, я вчера поздно пришла? Ты меня дождался или сам лег? Ты кушал? — вопросы неслись один за другим.
Он не знал, что отвечать. Это что, игра такая в 'ничего не случилось'? Или она специально засыпает его будничными вопросами, лишь бы не говорить о том, самом важном в их жизнях происшествии, которое им довелось пережить накануне?
— Нет, мам, не поздно. Еще и половины девятого не было.
— У, так рано? А что ж я так рано-то вернулась? Ты не знаешь? Я не говорила?
Вадим лишь диву давался. Придуривается? Но так естественно. И вообще — вранье не в мамином характере. Или на самом деле забыла? Забыла, как им было здорово вдвоем? Им, конечно, всегда здорово, когда нет отца, но вчера был особенный день. Совсем-совсем особенный. А она делает вид, будто все забыла.
— А ты что, ничего не помнишь? — спросил осторожно.
Мама неловко усмехнулась:
— Не помню, сынок. Как выпью немножко — все на свете забываю. Потому папа и не разрешает пить. Злится. Я хоть не слишком пьяная пришла? Не помню даже, много ли выпила. Я ведь ничего дурного не делала, правда, сыночек?