Побоище князя Игоря. Новая повесть о Полку Игореве
Шрифт:
Влажно заблестели печальные очи Ефросиньи, заволновалась её грудь под вызолоченной бебрянью княжеского платья. О ней вёл сказ седовласый гусляр:
Ярославна рано плачет в Путивле на стене, приговаривая: «О ветер, ветрило! — Зачем, господине, веешь ты навстречу? Зачем мчишь стрелы половецкие на своих лёгких крыльях на воинов моего милого? Зачем, господине, моё веселье по ковылю ты развеял?» Ярославна рано плачет в Путивле на стене, приговаривая: «Светлое и трижды светлое солнце! Всем ты тепло и прекрасно: зачем, владыко, простёрло ты горячие лучи свои на воинов моего лады? В поле безводном жаждою им луки скрутило, горем им колчаны заткнуло?»Не удержалась от жалобного всхлипа Агафья. Ольга смахнула со щеки слезу изящным пальчиком. В очах Василисы застыло страдальческое выражение.
Игорь в эти мгновения взирал не на гусляра, а на Ефросинью.
Вышеслав заметил, какие были у него глаза! Так смотрят лишь на самого дорогого и близкого человека!
Вот гусляр-сказитель сменил тональность своего голоса, переходя от скорби к радости:
Прыснуло море в полуночи, идут смерчи тучами. Игорю-князю Бог путь указывает из земли Половецкой в землю Русскую, к отчему золотому столу.Сын Узура встрепенулся, услышав и о себе в песне:
Погасли вечером зори. Игорь спит, Игорь бдит, Игорь мыслью поля мерит от великого Дона до малого Донца. Коня в полночь Овлур свистнул за рекою; велит князю разуметь, что не быть Игорю в плену! Кликнула, стукнула земля, зашумела трава, вежи половецкие задвигались. А Игорь-князь поскакал горностаем к тростнику и белым гоголем на воду. Вскочил на борзого коня и соскочил с него серым волком.Последние слова песни были весомы и торжественны:
СлаваКогда смолкли гусельные струны, Игорь обратился к гусляру:
— Кто ты и откуда, друже?
— Родом я из Путивля. Зовут Перегудом.
— Сам измыслил песнь эту?
— Нет, княже. Песня народом сложена, а мне её пересказал один монах-книжник.
Игорь встал из-за стола.
— Не думал я, что обо мне в народе песнь сложат; да ещё столь дивную! Прими от меня в знак благодарности, старче.
Игорь поманил к себе огнищанина и что-то шепнул ему на ухо. Огнищанин удалился, но вскоре вернулся со связкой собольих шкурок.
Гусляр изумлёнными глазами глядел на богатство; брошенное к его ногам.
— А это тебе от меня, старинушка! — воскликнул Всеволод, срывая с шеи золотую гривну [113] .
113
Гривна(шейная) — мужское украшение из витой серебряной проволоки, иногда золотое.
— Возьми дар и от меня, добрый человек. — Владимир снял с пальца золотой перстень.
— И от меня! — вскочил Святослав Ольгович с плащом в руке.
Не остались в стороне и женщины. Ефросинья подарила гусляру серебряную чашу. Агафья — серебряный образок. Ольга — золотую цепочку. Даже половчанка Анастасия оторвала от своих монист две золотые монеты.
Суздальский посол пожелал узнать, не согласится ли гусляр отправиться вместе с ним ко двору князя Всеволода Большое Гнездо.
— Князь мой охоч до песенных творений, — сказал посол.
Перегуд ещё думал, растерявшись от обилия столь дорогих подарков, когда Игорь уже ответил за него:
— Конечно, он поедет с тобой, боярин. А дружинники мои вас проводят до земель суздальских.
Седовласому Перегуду ничего не оставалось, как согласно кивнуть головой.
После пира Игорь уединился с Вышеславом в горенке, где у него хранились наиболее ценные книги. Князь был в приподнятом настроении, но вместе с тем и чем-то озабочен.
— Где ты разыскал гусляра этого, Вышеслав?
— Он сам ко мне пришёл. — Вышеслав старался не смотреть в глаза Игорю.
— Вот что, друже, нужно записать эту песнь. И сделать три, нет, пять записей.
— Уже сделано, княже.
— Хвалю за расторопность! Одну в Киев отправим к Святославу Всеволодовичу. Теперь-то он по-иному со мной разговаривать станет. — Игорь горделиво усмехнулся. — Другую тестю моему отошлём в Галич, пусть знает, каков у него зять! Третью надо бы доставить к Рюрику Ростиславичу, а четвертую — его брату Давыду. Ну а пятую себе оставлю — для детей и внуков.
Игорь опустился на лавку и добавил с тревогой в голосе:
— Только бы гусляр наш часом не помер в дороге, не молод он уже, и Суздаль от Новгорода-Северского далече.
— На его место другой песенник сыщется, — промолвил Вышеслав. — Важнее жизнь песни, коль полюбится людям, будет у неё век долог, а нет — позабудется через несколько лет.
— Сыскать бы песнетворца этого, озолотил бы его, — сказал Игорь и взглянул на друга: — Ты искать не пробовал?
— Пытался, — ответил Вышеслав, — но без толку.