Поцелованная богом
Шрифт:
— За что? — удивился Кирилл.
— За то, что не изменяешь мне.
— Надеюсь, ты не сомневаешься в моей порядочности?
— Нет. Но в жизни бывают разные ситуации, — я пожала плечами.
— Наверное.
Мы опять замолчали. Мне нечего было ему сказать. Кирилл взъерошил волосы.
— Я улетаю в командировку.
— Надолго?
— На два месяца. Думаю, этого времени нам хватит, чтобы понять, чего мы хотим, и как жить дальше.
Он вопросительно посмотрел на меня, и я согласно кивнула.
— Далеко
— В Сирию.
— Когда?
— Самолет завтра утром.
— Я буду тебя ждать.
— Я вернусь.
Он хотел еще что-то сказать, но не сказал. Встал, пожелал мне спокойной ночи и ушел в кабинет.
Утром я вышла в коридор проводить мужа.
— Береги себя, — попросила его.
— Конечно, — он улыбнулся. — Как всегда.
Кирилл развел руки и сделал шаг навстречу, собираясь обнять меня. Волна паники накрыла с головой, я дернулась назад, непроизвольно сжимая кулаки. Это не прошло незамеченным. Кирилл опустил руки и грустно улыбнулся.
— Не бойся, я не буду тебя трогать.
Отступил на шаг назад, взял сумку.
— Возвращайся скорее, — неловко попросила его.
— Два месяца, и я дома. Береги себя.
Это было последнее, что я от него слышала.
Днем провела две операции подряд. Телефон, как обычно, оставила в ординаторской, в шкафчике, на беззвучном режиме.
После второй операции, потирая ноющую спину, вышла в коридор. У девочек на посту работал телевизор, шли новости. У экрана толпился персонал.
— Елизавета Петровна, вы уже слышали? — спросил кто-то.
— О чем?
— Самолет разбился! Представляете, наши врачи летели в Сирию, сели на дозаправку в Сочи. А потом авария, рухнули в Черное море!
Сердце болезненно сжалось. Не слушая причитания медсестер, пошла в ординаторскую. Подошла к своему шкафу и услышала вибрацию телефона. Открыла дверцу, нашла трубку. Десять пропущенных звонков от Кипреева. Нужно было перезвонить ему, но я медлила. Появилось странное ощущение — я уже понимала, что услышу, но оттягивала этот разговор. Как будто, пока слова не сказаны вслух, еще ничего не произошло. Как будто, еще что-то можно изменить.
Телефон зазвонил в моих руках.
— Да!
— Лиза, — начал Кипреев, — ты только не волнуйся.
— Что случилось? — зачем-то спросила я.
— Самолет, на котором летел Кирилл, разбился.
— Разбился, — тупо повторила за ним.
— Случилась авария, он рухнул в море.
— Кто-нибудь выжил? — мой голос был странно чужим.
— Ведутся поиски. Лиза, есть надежда.
Он говорил что-то еще, но я нажала на кнопку, обрывая разговор.
Посмотрела на экран, у меня было несколько входящих сообщений.
Открыла первое. «Будь счастлива», — прочитала в телефоне сообщение от Кирилла. Судя по времени отправки, он
Поиски велись несколько дней, пока не стало ясно, что выживших в катастрофе не было. Вся страна, затаив дыхание, следила за этими поисками, надеясь на чудо. Только я знала, что все кончено.
На похоронах, глядя на пустой гроб, поймала себя на мысли, что я не воспринимаю Кирилл, как мертвого. Я не видела его тело. Для меня он все еще живой. «Вы просто уехали в дальние страны, к великим морям»*.
На поминки я не осталась. Сил не было. Извинилась перед родителями Кирилла и поехала домой. Вошла в пустую квартиру, прошла в его кабинет и опустилась на диван. «Ну, вот я и осталась одна. Как хотела», — сказала сама себе. «Но я не хотела так! Как угодно, но только не так!!!»
Меня сжигало чувство вины. Если бы не я, Кирилл остался бы дома и сейчас наряжал бы елку или поехал бы по магазинам, или чистил бы овощи на салат. Если бы не я, он был бы жив.
В Новый год отключила все телефоны и сидела в кабинете, глядя в окно, как падает снег. Пила коньяк, курила и все просила кого-то простить меня.
В квартире я просидела семь дней. На восьмой приехали родители с дедом. Пока мама с папой уговаривали меня им открыть, дед сходил за слесарем, и дверь попросту выломали. Глядя на меня, мама плакала, отец утешал ее, а дед подошел и влепил хорошую оплеуху, приведя этим в чувство.
— Послезавтра у меня операция, — сказал он, глядя на меня, — будешь ассистировать. День тебе на то, что бы прийти в себя.
Развернулся и ушел, не прощаясь.
Я проводила родителей, успокаивая их, как могла. Приняла душ и завалилась спать.
А еще через день вышла на работу.
«Будь счастлива».
А спустя три года на дороге меня подрезал Рокотов.
_________
*
Осыпались листья над Вашей могилой,
И пахнет зимой.
Послушайте, мёртвый, послушайте, милый:
Вы всё-таки мой.
Смеётесь! — В блаженной крылатке дорожной!
Луна высока.
Мой — так несомненно и так непреложно,
Как эта рука.
Опять с узелком подойду утром рано
К больничным дверям.
Вы просто уехали в жаркие страны,
К великим морям.
Я Вас целовала! Я Вам колдовала!
Смеюсь над загробною тьмой!
Я смерти не верю! Я жду Вас с вокзала — Домой!
Пусть листья осыпались, смыты и стёрты
На траурных лентах слова.
И, если для целого мира Вы мёртвы,
Я тоже мертва.
Я вижу, я чувствую, — чую Вас всюду,
— Что ленты от Ваших венков! —
Я Вас не забыла и Вас не забуду
Во веки веков!
Таких обещаний я знаю бесцельность,
Я знаю тщету.