Поцелованная богом

Озолс Агата

Мы поужинали фруктами и оставшимися галетами. Сказать, что получил огромное удовольствие от принятой пищи, было бы сильным преувеличением. Я лично предпочитаю мясо. Но моя предыдущая, а можно и сказать, что основная, профессия приучила меня к мысли: когда не имеешь, что любишь, любишь то, что имеешь. Ну, в смысле еды. В разное время едал я разную гадость и ничего, выжил. Мои спутники, скорее всего тоже предпочитавшие более изысканную пищу, тоже ели молча, не возмущаюсь скудостью рациона.

Вообще, еще раньше я заметил, что гражданские делятся на несколько категорий.

Первая, самая распространенная, это те, что начинают паниковать. Спасать их трудно, своими действиями они очень мешают профессионалу. Вторая категория, менее распространенная, это те, кто воображает себя крутым. Они уверенны, что могут быть наравне с профи. Они лезут под руку со своей помощью и советами, а в самый неподходящий момент с ними что-нибудь происходит. Ну, например, перелом ноги. Есть еще третья категория, самая редкая. Эти люди трезво оценивают собственные возможности, поэтому никуда не лезут, не проявляют никому не нужную инициативу, четко выполняют то, что от них требуют. С такими людьми и работать приятно. В этот раз мне, кажется, повезло. Что Лиса, что ее французские коллеги, отличаются здравомыслием и слушаются меня. Надеюсь, так будет продолжаться до конца нашего похода.

А утром мы снова отправились в путь. На этот раз я решил идти впереди, вместе с Лисой, приглядывая за Боипело.

— Расскажи мне свою историю, — попросила Лиса, когда Боипело немного отстал, беседуя с Полем и Софи.

Кстати, надо отдать ей должное. Утром, когда все собирались в дорогу, Софи переобула на больную ногу кроссовок сына. Немного походив, попросила найти ей подходящую палку.

— Поставить мировой рекорд на скорость мне, в этот раз, не удастся, — констатировала она, — но идти смогу. Какое-то время уж точно.

И она шла. Хромая и опираясь на палку. Рядом с ней шагал Поль, готовый в любой момент поддержать мать. Позже к ним присоединился доктор Боипело.

— Расскажи, — повторила Лиса.

— Да нечего особо рассказывать, — попытался отмахнуться.

Но рыжая была настойчива.

— Дед сказал, что ты был его пациентом.

— И что он еще сказал?

— Ни-че-го, — по слогам произнесла она. — У него твердое понятие врачебной тайны. Сказал, спроси сама. Вот я и спрашиваю.

— Во время последней операции я был ранен.

— Я слышала разные слухи об этой операции. Говорили, что ты сделал что-то, что сломало тебе карьеру. Не хочешь рассказать, что именно?

Я никому не рассказывал о том, что произошло тогда. Ну, кроме того, что написал в рапорте. Стыдно было, что ли. Потому, что, с одной стороны, в этой истории я выглядел эдаким героем, а с другой, дурак дураком. Никому не рассказывал, а Лисе вот взял и рассказал.

— У меня было задание уничтожить одного из лидеров боевиков. На самом деле, в центре его хотели взять живым. Судить. Но, при подготовке операции, стало ясно, что взять его живым и провезти через половину мира без угрозы гражданским и боевых потерь очень сложно. Практически невозможно. Тогда было принято решение о его ликвидации. Трудность заключалась в том, что никто не знал, где его искать.

— Но ведь

его нашли, я так понимаю?

— Да, нашли. И я полетел выполнять задание.

Я замолчал, подбирая слова, но Лиса восприняла мое молчание по-другому.

— Ты не смог выполнить задание?

— Смог.

— Тогда?

— Я нашел лагерь по наводке нашего агента на Ближнем Востоке. Мне удалось проникнуть туда. На самом деле это был даже не лагерь, а стан кочевников. Сегодня они здесь, завтра там. Пойди, найди их. В общем, действовать нужно было быстро. Я заминировал всю территорию. Был уверен, что среди них только боевики. Все было готово для взрыва, часовой механизм запущен. Мне оставалось только убедиться, что все прошло успешно и вернуться.

— И что случилось?

— Оказалось, что мой объект возит с собой жену с детьми. Они тоже должны были взорваться. Пришлось вернуться.

— Ты вернулся в заминированный лагерь?! — чтобы не закричать громко, Лиса прижала ладони к губам.

— Я воин, а не палач, — повторил фразу, которую повторял до этого миллион раз. — Я вернулся в лагерь и попытался вывести их. Меня заметили, начался бой.

— Ты ведь спас их, — Лиса не спрашивала, утверждала.

— Спас, — согласился я. — Перебил боевиков и увел гражданских.

— А как же ранение? Взрыв?

— И взрыв был, и ранение. И контузия, до кучи. Осколок попал в меня, да так неудачно, чуть полголовы не снес.

— Как же ты ушел?

— Собственно, я не ушел. Успел вытащить детей, пинками выгнал женщину. Она поначалу идти не хотела. Кричала. Потом сообразила. А потом рвануло.

— А дальше?

— А что дальше? Она мне голову какой-то тряпкой замотала, и мы пошли. Вернее, потащились, как черепахи. Я с дыркой в голове, баба эта, вернее даже девчонка молоденькая, и двое детей. Пацану лет пять, девочка помладше на пару лет.

— Как же ты шел? Дед говорил, ранение серьезное было, он тебя еле вытащил.

— Не знаю. Нужно было идти, я и шел. Связался с нашими, нам навстречу выслали группу. Когда нас нашли, я уже был без сознания. А потом ты, наверное, знаешь. Госпиталь, операции, лечение. Врачи говорили, что я уже не смогу вернуться.

— Но ты всех переупрямил?

— Ну, я же Рок.

— Почему же ты ушел?

— Приехал отец. Мы поговорили, и я решил, что пора менять профессию.

— Не жалеешь?

— Нет. Я никогда не жалею о том, что сделал. К тому же, судя по тому, где мы сейчас находимся, я почти вернулся.

— Что стало с женщиной и детьми?

— Не знаю. Не интересовался.

На самом деле, Джамин, так звали ту девушку, несколько недель провела в госпитале, в моей палате. Там же были и дети. Она ухаживала за мной лучше всех санитарок, вместе взятых, и отказывалась уходить. Ей нечего было инкриминировать, кроме того, что родители отдали, а точнее, продали, ее в жены лидеру боевиков. Поэтому мои коллеги срочно искали родных, что бы вернуть ее с детьми в семью. А пока суть да дело, решено было оставить Джамин с детьми в госпитале, раз уж она начинала голосить всякий раз, когда ей предлагали уехать.