Поцелуй горца
Шрифт:
Она развернулась и зашагала к лесу.
– Извини, девушка,– он прошептал, когда он был уверен, что она была далеко и не могла услышать. У него не было выбора, кроме как сделать ее его невольной жертвой. Самая большая проблема в том, что его собственная жизнь зависит от этого.
****
Гвен торопливо использовала "вещь" с тревогой оглядывая лес вокруг себя, но не казалось, что он пошел за ней. Все еще, в сложившейся ситуации она ни чему не верила. После, облегчившись, она поглотила протеиновую пластинку, что она захватила. Она порылась в косметичке, нашла зубную нить, затем намазала зубную пасту на язык. Вкус мяты приподнял ее дух. Пробег гигиенической салфеткой
Потная и истощенная, она чувствовала себя живее, чем когда либо еще. И она начала бояться за свое психическое состояние, потому что одна часть ее, что хотела верить ему, отчаянно хотела испытать что-то из вне ее все-может-быть-объяснено-наукой существования. Она хотела верить в магию, в мужчин, которые сделают ее горячей и слабовольной и в сумасшедшие вещи, такие как заклинания и чары.
Характер или воспитание: Какой фактор определяющий? в последнее время Гвен задавалась этим вопросом. Она знала, что воспитание сделало для нее. В двадцать пять она имела серьезные проблемы с интимными отношениями. Жаждя того, чему не могла дать названия, и одновременно боясь этого.
Но кокой характер у нее был? Была ли она истинно гениальной и холодной как ее родители? Она слишком хорошо помнила время, когда была достаточно глупой, что бы спросить отца, что такое любовь. "Любовь – цепляющаяся иллюзия, оспариваемая с точки зрения финансов, Гвен. Она заставляет чувствовать людей, что жизнь стоит прожить. Выбирай своего мужчину по уровню IQ, амбициям и средствам. Еще лучше, позволить нам выбрать его для тебя. Я уже имею виду несколько подходящих браков.
Перед тем как она увлеклась Большим Припадком Восстания, она покорно назначала свидания некоторым из претендентов отца. Сухие, интеллектуальный мужчины, они чаще рассматривали ее не глазами, покрасневшими от постоянного рассматривания чего-то в микроскопе или учебнике, мало интересуясь ею как личностью, а больше тем, что ее важные родители могли бы сделать для их карьеры. Не было страстных объяснений в бессмертной любви, только пылкие гарантии, что они составят блестящую команду.
Гвендолин Кейсиди, обеспеченная дочь знаменитых ученых, которые поднялись из абсолютной бедности, как дети, занимавшие уважаемые должности в Национальной лаборатории Лос Алмоса, работая над совершенно секретным квантовым исследованием для Министерства обороны, получила почти невозможный шанс иметь свидание с кем-то из вне научного сообщества, в котором была воспитана. В колледже было хуже всего. Парни приглашали ее на свидание по трем причинам: попытаться близко познакомиться с ее родителями, посмотреть, имела ли она какие-нибудь теории, что бы украсть, и, последнее, но не в последнюю очередь, для престижа назначит свидание "чуду". Те не многие, кто был увлечен ее другими достоинствами долго не выдерживали после того, как понимали, кем она была и какие дисциплины она брала одним ударом, в то время, когда они едва умели кататься на коньках.
Она была пугающе цинична в свой двадцать один год.
В двадцать три она бросила докторантуру, разверзая глубокую пропасть между собой и родителями.
Одинокая, как черт, в двадцать пять. Одинокий остров.
Два года назад она думала, что смена работы – хорошо, нормально, средняя работа с приятными, нормальными, средними людьми, которые не были учеными, решающими ее проблемы. Она так старалась приспособиться и построить новую жизнь. Но, наконец, она поняла, что не выбор карьеры был ее проблемой.
Хотя она говорила себе, что приехала в Шотландию избавиться от девственности, маленький
Проблема была в том, что Гвен Кейсиди не знала – было ли у нее сердце.
Когда Драстена говорил так чувственно о том, что он искал в женщине, она чуть не бросилась к нему, сумасшедшему или нет. Семья, разговоры, тихое удовольствие в простоте пышной красоты Высокогорья, дети, которые будут любимы. Верность, единение и мужчина, который бы не целовал других женщин, если бы он был женат. Она ощутила, что Драстена был чем-то вроде ее острова.
Она понимала, почему она действительно приехала в Шотландию – ей нужно было узнать, была ли любовь действительно иллюзией. Она отчаянно пыталась изменить, найти что-то, что бы встряхнуло ее и заставило чувствовать.
Хорошо, это конечно годилось. Если она хотела стать новым человеком, что может быть лучше, чем заставить себя полностью отбросить недоверие. Отбросить все, чему она была воспитана, что бы верить и погрузиться в жизнь, беспорядочную как она есть. Отменить контроль всего, что происходило вокруг нее и поручить управление сумасшедшему. Выросшая в среде, где интеллект ценился, прежде всего, здесь был ее шанс действовать импульсивно, положиться на инстинкт.
Вместе с великолепным сумасшедшим.
Это было бы хорошо для нее. Кто знал, что могло получиться из этого?
Она чувствовала, что совершенно порочная сигарета жаждала задымиться, напоминала о себе.
****
– Подойди,– сказал Драстена, когда она вернулась. Он развел огонь в ее присутствии, и она подумала попросить вернуть ее зажигалку, но была слишком усталой, что бы собрать энергию для потенциального диспута о собственности. Совершенно нарушая неприкосновенность ее личной жизни, он рылся в ее сумке и расстелил маленькую кровать разложив предварительно ее чистую одежду по земле. Недавнее приобретение – ярко пурпурные стринги, украшенные черными бархатными силуэтами возящихся котят, выглядывающие между трикотажной рубашкой и парой джинсов. Она провела момент высчитывая возможности, что он вытащит одни единственные стринги, которые она купила, но никогда не носила – стринги, которые она собиралась надеть, когда потеряет девственность.
Немыслимый. Она свирепо смотрела на него, определенно, что он нарочно показал ее трусики, если же это так, внешне он был воплощением невинности.
– Я не могу приготовить еду для тебя этим вечером,– он извинился:– но мы поедим утром. Сейчас ты должна спать.
Она не сказала ничего, просто перевела раздраженный взгляд на одежду, разложенную на ветках, листьях и грязи. Раздражая Гвен дальше, он стоял в свете костра, мешая ясно видеть его. Но она не пропустила тот лениво чувственный, львиный кивок головы, что заставило его темные шелковистые волосы упасть на плечи.
Он встретил ее взгляд с провокационной улыбкой и указывая на ее одежду.
– Я сделал что-то вроде соломенного тюфяка, на котором спят. В свое время, я бы предложил тебе расстелить мой плед. И я согрел бы тебя своим нагим телом. Я могу снять свой плед?
– Не стоит беспокоиться,– она пробормотала торопливо. – Моя одежда хорошая. Замечательная. Действительно.
Не смотря на плачевную низость своих эмоций и лихорадочное возбуждение ее гормонов, она до смерти устала и отчаянно нуждалась в горизонтальной поверхности, что бы поспать. За сегодня здесь у нее было больше нагрузок, чем за месяц дома. Маленькая куча ее одежды около огня вдруг показалось чем-то вроде приглашения в постель. –А ты где будешь?– спросила она, отказываясь спать, если он собирался бодрствовать.