Поцелуй Крови
Шрифт:
погладила щечку Наллы. – Еще какая.
– Ее становится тяжело носить. – Белла наклонилась и поставила малышку на твердые
ножки. – Сейчас я инвестирую в кроссовки.
– Для тебя или для нее?
Налла бросилась бежать, но папочка, плотно сев на хвост, не отставал. Хотя Зейдист
выглядел как громила-монстр со шрамом на лице, бритой головой и рабскими метками,
Налла восхищенно захихикала, оглядываясь и улыбаясь своему папе, но, не прекращая
бегать, вокруг
– Найки нужны нам обеим. – Белла улыбнулась. – Слушай, я хотела просить. До меня
дошел слух, что ты собираешься устроить Бал Двенадцатого Месяца…
– Что?!
Белла нахмурилась.
– Погоди, я думала… я что-то не так поняла?
– Нет, все нормально.
Просто чудесно.
– Что ты хотела сказать?
– Что хочу помочь всем, чем смогу. Я удивилась, услышав, что ты подписалась на это,
но я понимаю твои мотивы. Нам нужно… не знаю, кажется, пришло время, чтобы раса
возродила свои традиции. Много ненужных обычаев, но празднества очень важны…
Раздался недовольный крик, когда Налла поскользнулась, и папа поймал ее как раз
вовремя.
– Черт, мне пора, – сказала Белла. – У нее невралгические боли. Последние пару дней
выдались трудными. Просто помни, я рядом, если понадоблюсь.
Белла бросилась к своей семье и потянулась к Налле, которая, в ответ протянула ручку
к своей мамэн. Вторая осталась у Папочки… они трое были едины.
Да, подумала Марисса. Невралгические боли – тяжкое время, по крайней мере, судя по
разговорам. По неясной причине, дети вампиров страдали от быстрого взросления, в
противоположность медленному и спокойному росту, каким наслаждались люди.
Еще одна клевая штука у расы.
Как и празднества.
Потирая виски, Марисса вернулась к Бутчу.
– Господи, голова раскалывается.
– Да? Давай уложим тебя в кровать, – предложил он.
– Хорошая мысль. Мне не мешает поспать.
– Да, ты выглядишь уставшей.
– Так и есть.
Иииии таков был конец ее ночи: десять минут спустя она лежала в кровати, закрыв
глаза, изображения последних двух часов мелькали в ее голове.
А Бутч вернулся в гостиную Ямы.
Сидеть в одиночестве.
Глава 4
Следующим вечером Пэрадайз отправилась в школу на автобусе.
Образно выражаясь.
Было на самом деле два автобуса, в каждом примерно по тридцать человек, на этом
схожесть с желтыми средствами по перевозке людей заканчивалась. Транспорт, на котором
Братство доставляло кандидатов в учебный центр, словно взяли из «Штурма белого дома»16,
черный изнутри и снаружи,
пуленепробиваемыми, шины напоминали о снеговом плуге, а решетка радиатора – о Ти-
Рексе17.Как и все остальные, она материализовалась на участке свободной земли, на западе
пригородной части Колдвелла. Отец хотел проводить ее, но для нее было важным начать путь
именно так. Это было ее независимое решение, ей нужно было поступить также, как сделали
другие… и она была уверена, что никто не возьмет с собой дуэнью.
Тем более дуэнью, которая по совместительству является Первым Советником Короля.
Она не удивилась, увидев почти шестьдесят незнакомых лиц: в объявлении четко
прописали, что любой может присоединиться к программе, поэтому было полно
гражданских. На самом деле, казалось, что здесь были одни гражданские, а соотношение
женщин и мужчин – один к десяти.
Но, по крайней мере, ее пол вообще допустили к испытаниям.
Собравшись с мыслями, Пэрадайз сменила положение, убедившись, что не толкает
локтем сидевшего рядом мужчину. Кроме обмена именами – его звали Акс18 – они ничего не
сказали друг другу, и это задумчивое молчание прекрасно подходило его внешности: на
мужчине было большими буквами написано «убийца». Черные взъерошенные волосы,
черные пирсинги на одной половине лица, и зловещая татуировка на одной стороне шеи.Если
бы отец знал, что она оказалась в непосредственной близости к такому мужчине? Абалона бы
пришлось подключать к системе жизнеобеспечения.
Именно по этой причине она хотела вступить в программу. Пришло время вырваться
из оков ее положения... покончить с тепличной жизнью. Работа на Короля научила ее тому,
что трагедия может настигнуть тебя вне зависимости от принадлежности к определенному
классу, что справедливость не всегда побеждает, и что никто не выберется из этой жизни
живым.
– Значит, ты правда зашла так далеко.
Пэрадайз посмотрела в черное стекло. Словно в отражении зеркала она увидела
Принцепса Пэйтона, первого сына Пейтона, он ни капли не изменился: классическая красота,
с яркими голубыми глазами и густыми светлыми волосами, зачесанными назад со лба. На
нем были его фирменные солнечные очки без оправы и с синими стеклами, за которыми он
всегда скрывал одурманенный взгляд, а его одежда в стиле только-сошел-с-яхты была пошита
на заказ под его мускулистое тело. С аристократичным голосом, с хрипотцой, и мозгами,
которые чудным образом умудрялись противостоять травке, он считался одним из самых