Поцелуй Мистраля
Шрифт:
– Не помню, как тебя зовут, – сказала я, посмотрев на него.
– Ради такой магии я за тобой и безымянным пойду. Пусти врагам кровь, принцесса Мередит, залей нас их кровью!
Я отвернулась от Колпаков. Понять я так и не поняла, но поверила. Не все загадки сразу. Позже разберусь. Но даже отвернувшись, я их чувствовала. Их сила словно дополняла мою, питала ее. Нет – наши силы подпитывали друг друга; Колпаки словно источали тепло, как батарея, согревая и заряжая энергией.
И это тепло, тяжесть их силы я бросила против врагов. Я звала их кровь в мелькании молний
К нам примчался гоблин, так работая ногами, что составил бы конкуренцию любому сидхе. Ростом он был не выше меня, только рук у него было вдвое больше, и безносое лицо казалось странно незаконченным. Он рухнул на колени, старательно отводя глаза в сторону. Он даже приниженно пригнулся к земле – поразительное дело, ведь в гоблинском обществе глубина поклона соответствует степени уважения. Мне так никто не кланялся. Гоблин проблеял:
– Ясень и Падуб передают: направляй магию точнее, принцесса, или мы все истечем кровью до смерти.
Теперь я поняла, почему он так унижался: боялся, что мне не понравится сообщение.
– Скажи им, что я буду целиться точнее, – сухо сказала я.
Он шмякнулся лбом о землю, потом вскочил на ноги и помчался обратно. Я отозвала магию, приглушив руку крови. Мгновенно стало больно – сокрушительная, резкая боль, словно по жилам полилось разбитое стекло. Я заорала от боли, но магию удержала в себе.
Мне нужно было представить этих тварей из туч. Щупальца, пронизанные серебром и золотом, белоснежные мускулы чистой магии. Боль швырнула меня на колени. Джонти протянул ко мне руку, и я зашипела:
– Не трожь меня!
Магия жаждала пустить кому-то кровь. Стоило ему меня тронуть, и она нашла бы себе цель.
Я закрыла глаза, мысленно рисуя нужную картину. И когда увидела ее в голове – сияющую, плывущую, – я снова вытянула вверх левую руку и бросила в мысленный образ всю эту режущую боль. На один слепящий, захватывающий дух миг боль усилилась: все вокруг на миг превратилось в боль, в бездну боли. А потом я снова смогла дышать, боль отошла... и я поняла, что рука крови нашла себе занятие.
Я не открывала глаз, чтобы ни на кого не отвлечься, – боялась снова повредить гоблинам, если их увижу. Я знала, чьей крови хочу. Они летали высоко у нас над головами. Я думала об этих прекрасных существах. Почему они должны быть ужасными? Страна фейри так красива, зачем в ней жить ужасам и кошмарам?
Над головой зашумели крылья, и я открыла глаза. Я лежала навзничь на плаще Падуба, хотя не помнила, когда упала. Над нами, так низко, что задевали крыльями колпак Джонти, летели лебеди. Они блистали белизной в лунном сиянии – больше двух десятков, и не померещилось ли мне то, что я видела у них на шеях? У них там правда золотые ошейники? Быть не может – это только легенды...
Колпак, которого я не помнила по имени, произнес мои мысли вслух:
– У них на шеях золотые цепи.
А потом я услышала клич гусиной стаи. Гуси пролетели над нашими макушками, следуя
Теперь над нами летели журавли – птицы моего отца, его символ. Они летели низко и взмахивали крыльями, будто салютуя нам.
– Они падают! – закричал Битек.
Я посмотрела, куда он показывает. Грозовые тучи исчезли, а с ними и большинство тварей. Их было так много – они просто кишели, – а теперь осталось только несколько, меньше десяти, и одна уже рухнула на лес. Вот упала вторая, и я услышала, как с пушечным треском ломаются ветки под ее тяжестью, и увидела, как бросились врассыпную мужчины, – слишком далеко, чтобы понять, кто именно. Жив ли Дойл? А Мистраль? Успела ли моя магия вовремя?
Мысленно мне пришлось наконец признать, что важнее всех для меня Дойл. Риса я тоже люблю, но не так, как Дойла. Я согласилась с собой. Признала, пусть не вслух, что если Дойл умрет, то с ним умрет что-то во мне. Это случилось тогда, на парковке, когда он втолкнул в машину меня и Холода, когда отдал меня Холоду. "Если не я, то ты", – сказал он Холоду. Холода я тоже любила, но теперь я поняла. Если бы я сейчас выбирала себе короля, я знала, кто бы им стал.
Жаль, что выбор зависел не только от меня.
Они бежали к нам, и гоблины расступились, образовав для моих стражей коридор. Когда я наконец разглядела высокую черную фигуру, что-то отпустило у меня в груди, и я расплакалась. И пошла к нему. Не чувствуя мерзлой травы под ногами, не чувствуя колких стеблей. Потом я побежала, и рядом со мной бежали Красные Колпаки. Я подобрала полы пальто, как подол длинного платья, чтобы не мешало бежать.
У Дойла оказались спутники – собаки, огромные черные собаки вились у его ног. Я вдруг вспомнила сон, в котором я видела его с такими собаками, и земля поплыла у меня из-под ног, видения и реальность смешались в глазах. Собаки подбежали ко мне раньше, терлись об меня теплыми боками, громадные пасти дышали жаром мне в лицо, когда я тянулась их погладить, встав на колени. Черная шерсть покалывала ладони магией.
Под моей рукой собачья спина дернулась, шерсть стала мягче и тоньше, тело не таким плотным. Я подняла глаза и увидела изящную гончую – гладкую, белую, с рыжими ушами. У другой морда была наполовину рыжая, наполовину белая, словно кто-то покрасил точно половину морды. Никогда в жизни не видела такой красивой собаки.
Но тут передо мной оказался Дойл, и я бросилась к нему в объятия. Он поднял меня на руки и сжал почти до боли. И я хотела, чтобы он крепко-крепко меня прижимал. Хотела чувствовать, что он настоящий. Знать, что он живой. Мне нужно было его трогать, чтобы убедиться, что это правда. Нужно было, чтобы он трогал меня, чтобы убедил, что он все так же мой Мрак, мой Дойл.